Критики о романе «Преступление и наказание»

При ознакомлении с обширной литературой о Достоевском создается впечатление, что дело идет не об одном авторе-художнике, писавшем романы и повести, а о целом ряде философских выступлений нескольких авторов-мыслителей - Раскольникова, Мышкина, Ставрогина, Ивана Карамазова, Великого инквизитора и других. Для литературно-критической мысли творчество Достоевского распалось на ряд самостоятельных и противоречащих друг другу философских построений, защищаемых его героями.

Глубинное своеобразие религиозно-философской проблематики и художественной методологии Достоевского еще при его жизни встречало непонимание со стороны критиков, исследователей и читателей. «Преступление и наказание» или «Бесы» нередко оценивались как тенденциозные произведения, направленные против разночинной молодежи и передовых идей, а в «Братьях Карамазовых» находилось чрезмерное обилие «лампадного масла» и «психиатрической истерики», «эпилептически судорожное» восприятие действительности. Многим казалась безрассудной и неприемлемой критика Достоевским всего «прогрессивного» (права, социализма, товарно-денежных отношений, технических «чудес» и т.п.). «Жестокий талант» (Н.К. Михайловский), «больные люди» (П.Н. Ткачев) -- подобные определения писателя и его персонажей нередко можно было встретить на страницах журналов и газет. И даже И.С. Тургенев сравнивал Достоевского с маркизом де Садом, любителем «развратной неги», «изысканных мук и страданий», как бы прокладывая русло для последующего неправомерного отождествления автора и его героев.

После кончины писателя наметилось стремление к адекватному и систематическому изложению основ его мировоззрения и творчества, прежде всего в «Трех речах в память Достоевского» (1883) B.C. Соловьева. В конце XIX и начале XX в. философская, историософская и нравственная проблематика его романов привлекла к себе пристальный интерес крупных русских мыслителей (В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, С.Н. Булгаков, С.Л. Франк, Вяч. И. Иванов, НА Бердяев, Л.И. Шестов и др.), для многих из которых творчество Достоевского стало важной вехой на пути «от марксизма к идеализму» и создавало методологическую основу для собственных построений. В трудах представителей религиозно-философского ренессанса его произведения обретали присущие им духовное измерение и метафизическую глубину и вместе с тем порою подвергались субъективным интерпретациям, подчиняясь теоретическим установкам и практическим задачам «нового религиозного сознания» (НА. Бердяев), «третьего завета» (Д.С. Мережковский), «второго измерения мышления» (Л.И. Шестов) и т.п.

Значительную роль в постижении творчества Достоевского сыграла впервые опубликованная в 1929 г. книга М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского», в которой подчеркивалась принципиальная незавершенность и диалогическая открытость художественного мира писателя, множественность неслиянных «голосов» и точек зрения в его произведениях. Именно христианская модель мира и человека, ничуть не умаляя пафоса полноправной и суверенной личности, ее самосознания и свободы, и обусловливает особую, не совпадающую с сюжетно-композиционной, завершенность и целостность произведений Достоевского, своеобразие неповторимого сочетания авторской «монологичности» с романной «полифонией». Сам Бахтин прямо говорил об этом, отметив вынужденные и принципиальные пробелы в диалогической концепции и признаваясь, что в своей книге он «оторвал форму от главного. Прямо не мог говорить о главных вопросах... о том, чем мучился Достоевский всю жизнь -- существованием Божиим» М. М. Бахтин Проблемы поэтики Достоевского. М., «Художественная литература», !972 1 .

О тех или иных мировоззренческих, философских, идеологических, тематических, эстетических аспектах «главных вопросов» заходит речь в трудах представителей Русского зарубежья (В.В. Зеньковский, Г.В. Флоровский, Н.С. Арсеньев, ЗА Штейнберг, КВ. Мочульский, Р.В. Плетнев, А.Л. Бем, А.Л. Зандер, ГА Мейер, СА Левицкий, митрополит Антоний Храповицкий, В.В. Вейдле, а также ряда иностранных авторов (Р. Гуардини, Р. Лаут, Дж. Пачини, Л. Аллен и др.). Вместе с тем господствовавшие в европейском и американском литературоведении тенденции, совпадавшие со сменой идеологических веяний и философской моды, как правило, заставляли их выразителей игнорировать, «сокращать» подобные вопросы, а иногда и превратно истолковывать их. Достоевский нередко провозглашался предшественником модернизма, глашатаем своеволия и бунта, апологетом индивидуализма и сильной личности. Экзистенциалисты считали его наряду с Кьеркегором и Ницше своим родоначальником, а фрейдисты и структуралисты подвергали его творчество произвольным и усеченным интерпретациям, обусловленным своеобразием их методологии. При этом одни герои («подпольный» человек, Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов) выводились на передний план за счет других (Мышкин, Макар Долгорукий, Зосима, Алеша Карамазов). Односторонних оценок не избежали и такие крупные писатели, как Т. Манн, Г. Гессе, А. Камю, С. Моэм и др.

"Преступление и наказание" в русской критике

Абельтин Э.А., Литвинова В.И., Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова

Абакан, 1999

Среди критических работ, которые помогают глубже понять общественное значение романа, трагическую сущность нарисованных картин, нужно назвать статью Д.И. Писарева "Борьба за жизнь".

Работа Писарева возникла в связи со спорами вокруг романа и ответила на вопрос об объективном, социальном содержании созданных Достоевским образов. Современная писателю критика замалчивала общественное значение романа, а сосредоточивалась на психологических переживаниях Раскольникова. Приведем несколько примеров.

А Суворин, выступая в газете "Русский вестник", утверждал, что сюжет романа и характер главного героя объясняются "болезненным направлением всей литературной деятельности" писателя. Раскольников "не тип, не воплощение какого-либо направления, какого-либо склада мыслей, усвоенного множеством, а больной человек", "нервная, повихнувшаяся натура". Он был уверен, что наиболее верное суждение о Раскольникове может дать скорее психиатрия, нежели литературная критика.

Похожие идеи развивал и ближайший единомышленник Достоевского П. Страхов. Главная сила Достоевского, утверждал он, не в типах, а, как в старой комедии нравов, "в изображении положений, в умении глубоко схватывать отдельные движения и потрясения человеческой души". Н. Страхов не заметил трагических судеб героев Достоевского и дал отвлеченное толкование романа, рассматривая его как "глубочайшее извращение нравственного понимания и затем возвращение души к истинно человеческим чувствам и понятиям.

Подобные оценки "Преступления и наказания" сводят его к изображению случайного патологического явления жизни.

Д.И. Писарев увидел в авторе романа крупного писателя - реалиста. Подходя к "Преступлению и наказанию" с позиций "реальной критики" Д.И. Писарев первым понял и показал социальное значение романа как реалистически верное воспроизведение некоторых "бедственных обстоятельств" русской жизни 60-х годов.

2.Он поставил вопрос о нравственной ответственности общества за преступление, совершенное отдельной личностью.

"В вопросе о том, помешан ли Раскольников, скрывается в сущности другой вопрос: насколько Раскольников был свободен и способен отвечать за свои поступки в то время, когда он совершал свое преступление... От решения этого вопроса зависят те отношения, в которые читатель встанет к герою, совершившему грязное и отвратительное преступление. Читатель может или презирать и ненавидеть Раскольникова, как вредного и низкого негодяя, для которого уже нет и не должно быть места в гражданском обществе; или же читатель может смотреть на него с почтительным состраданием, как на несчастного человека, свалившегося в грязь под невыносимым гнетом таких суровых, непобедимо враждебных обстоятельств, которые могли бы сломить даже очень твердую волю и отуманить даже очень светлую голову". Вывод Писарева очень важен:"...Та доля свободы, которой пользовался Раскольников, была совершенно ничтожна".

3. Не теория Раскольникова, а социальные мотивы преступления привлекли внимание Писарева. Какие же причины преступления героя видит критик?

а).Бедность. Это странное социальное зло, которое искажает нравственные понятия человека. Оно заставляет человека чувствовать себя в "особенном, совершенно фантастическом мире, где все делается навыворот и где наши обыкновенные понятия о добре и зле не могут иметь никакой обязательной силы". В этой цитате - ключ трактовки романа Писаревым.

б).Сложные объективные противоречия русской жизни. Критик отверг мнение об исключительности поведения Раскольникова как проявлении его психической ненормальности. Рядом с главным героем бедствуют Мармеладовы, в судьбах которых Писарев увидел социальную основу романа. Их страдания взывают к сознанию "мыслящего и сострадательного" Раскольникова, толкая его на преступление.

в).История нравственного падения Мармеладова. Тысячи пьяненьких мармеладовых падают "в ту бездонную трясину, которая из года в год поглощает бедных людей".

4.Сила статьи Писарева в том, что критик сосредоточился на анализе нравственных проблем. Он раскрыл духовные взаимосвязи между опустившимся Мармеладовым и Раскольниковым, попавшим в исключительное положение. Мармеладов не всегда был жалким, и "по остатку его человечности" Раскольников понимает, что "есть тропинка, ведущая к мармеладовскому падению, и что есть возможность спуститься на эту скользкую тропинку даже с той высоты умственного и нравственного развития, на которую удалось взобраться ему, студенту Раскольникову". Эти страницы статьи Писарева раскрывают глубину его гуманной мысли.

5. Критик рассматривает образ Раскольникова как жертву, социальной несправедливости, приглушив при этом его чувство индивидуального протеста.

Подчеркивая в герое человека-жертву, критик обнажает слабость и беспомощность Раскольникова, его неспособность мстить за общественную несправедливость. Его мысли "дурны, опасны" - отмечает критик. Он прибегает к намеренно резким формулировкам: "корень его болезни не в мозгу, а в кармане". Писарев осуждает Раскольникова за его дикий кровавый поступок и подчеркивает полную бессмысленность преступления - и в личном и в общественном плане. Дело не в отдельных "препятствиях", а в общем устроении жизни. Есть ли выход из этого странного "фантастического мира"?

6. Писарев понял, какую бурю противоречивых чувств может вызвать удел "вечной Сонечки" в душе гуманного человека.

"Что вы скажете о поступке Софьи Семеновны? Какое чувство возбудит в вас этот поступок: презрение или благоговение? Как вы назовете ее за этот поступок: грязною потаскушкой, бросившей в уличную лужу святыню своей женской чести, или великодушной героиней, принявшей со спокойным достоинством свой мученический венец?" И как должна была поступить Соня: внимая традиционной привычной морали: "терпи до конца, умирай с голоду, но сохраняй до последней минуты свою нравственную чистоту" - или, внимая другому голосу: "Не жалей себя, не береги себя, отдай все, что у тебя есть, продай себя, опозорь и загрязни себя, но спаси, утешь, поддержи этих людей, накорми и обогрей их хоть на неделю, во что бы то ни стало"?

Две морали. Как поступить: смириться и терпеть или внять другому голосу? Какой это "голос"? "Тварь я дрожащая или право имею," - скажет Раскольников. "Сострадание ненасытное", - скажет Достоевский, и Писарев как будто с ним согласен: он на стороне Сони.

Но Писарев снимает с Сони мотив христианской жертвенности и с позиций революционного демократа наделяет ее героическим характером: "во что бы то ни стало". Критик и сочувствует героям Достоевского, и осуждает их. В нравственном споре Раскольникова с Соней Писарев на стороне "великодушной героини".

7. Материалист Писарев не в меньшей степени, чем Достоевский, имеет высокое чувство сострадательной гуманности. Но он видит иной исход для "вечных Сонечек". "Нахожу ли я точку опоры и удается ли мне заметить выход - об этом я не скажу моим читателям ни одного слова," - заявляет он. Мысль Писарева раскрывается намеком. Он с ироническим подтекстом использует известное библейское изречение: "Но так как, с одной стороны, бросать бисер перед свиньями нерасчетливо и неблагоразумно, то, с другой стороны, также неблагоразумно и нерасчетливо, и, кроме того, даже очень невежливо предлагать предметы, годные только для свиней, как-то желуди, отруби, таким особам, перед которыми следует рассыпать чистый бисер".

Так разрешает Писарев социальные проблемы романа. Для нас очевидно, что содержание "Преступления и наказания" более сложно. Раскольников совершает убийство не только из-за социальной нищеты и чувства сострадания обездоленным. На него определенное воздействие оказывала и индивидуалистическая "странная идея". Современникам писателя было трудно разобраться в объективном содержании "идей".

Писарев подверг критике теорию Раскольникова об особой роли необыкновенного человека в судьбе общества: "Человечество, по мнению всех новейших мыслителей, развивается и совершенствуется вследствие коренных и неистребимых свойств собственной природы", а не по велению избранных гениев. Оно "состоит из множества отдельных личностей, очень неодинаково одаренных природою, но ни одна из этих личностей, какими бы богатыми дарами ни осыпала ее природа, не имеет разумного основания думать, что ее голова заключает в себе будущность всей ее породы или, по крайней мере, всей нации. Ни одна из этих личностей, как бы она ни была гениальна, не имеет разумного основания, во имя этой будущности или во имя своей гениальности, разрешить себе такие поступки, которые вредят другим людям и вследствие этого считаются непозволительными для обыкновенных смертных".

Критика Писарева отражает его гуманистические воззрения на человека. Она подводит читателя к выводу о том, что "теория Раскольникова не имеет ничего общего с теми идеями, из которых складывается миросозерцание современно развитых людей".

Д.И. Писарев первым понял роман "Преступление и наказание" как правдивый документ эпохи, как реалистическое отражение русской жизни. Он доказал свою мысль аргументирование, подробно анализируя сюжетные перипетии романа, во многом объяснив трагические обстоятельства жизни героев Достоевского.

Писарев во многом определил принципы подхода к роману, его мысль о Достоевском, как гуманном изобразителе страданий, вошла в обиход русской критики и звучала как высшая похвала писателю.

Список литературы

Писарев Д.И. Собр. соч. в 4-х тт. T.IV, с.316-354.

Селезнев Ю. Достоевский. М., 1990.

"Преступление и наказание" в русской критике

Абельтин Э.А., Литвинова В.И., Хакасский государственный университет им. Н.Ф. Катанова

Абакан, 1999

Среди критических работ, которые помогают глубже понять общественное значение романа, трагическую сущность нарисованных картин, нужно назвать статью Д.И. Писарева "Борьба за жизнь".

Работа Писарева возникла в связи со спорами вокруг романа и ответила на вопрос об объективном, социальном содержании созданных Достоевским образов. Современная писателю критика замалчивала общественное значение романа, а сосредоточивалась на психологических переживаниях Раскольникова. Приведем несколько примеров.

А Суворин, выступая в газете "Русский вестник", утверждал, что сюжет романа и характер главного героя объясняются "болезненным направлением всей литературной деятельности" писателя. Раскольников "не тип, не воплощение какого-либо направления, какого-либо склада мыслей, усвоенного множеством, а больной человек", "нервная, повихнувшаяся натура". Он был уверен, что наиболее верное суждение о Раскольникове может дать скорее психиатрия, нежели литературная критика.

Похожие идеи развивал и ближайший единомышленник Достоевского П. Страхов. Главная сила Достоевского, утверждал он, не в типах, а, как в старой комедии нравов, "в изображении положений, в умении глубоко схватывать отдельные движения и потрясения человеческой души". Н. Страхов не заметил трагических судеб героев Достоевского и дал отвлеченное толкование романа, рассматривая его как "глубочайшее извращение нравственного понимания и затем возвращение души к истинно человеческим чувствам и понятиям.

Подобные оценки "Преступления и наказания" сводят его к изображению случайного патологического явления жизни.

Д.И. Писарев увидел в авторе романа крупного писателя - реалиста. Подходя к "Преступлению и наказанию" с позиций "реальной критики" Д.И. Писарев первым понял и показал социальное значение романа как реалистически верное воспроизведение некоторых "бедственных обстоятельств" русской жизни 60-х годов.

2.Он поставил вопрос о нравственной ответственности общества за преступление, совершенное отдельной личностью.

"В вопросе о том, помешан ли Раскольников, скрывается в сущности другой вопрос: насколько Раскольников был свободен и способен отвечать за свои поступки в то время, когда он совершал свое преступление... От решения этого вопроса зависят те отношения, в которые читатель встанет к герою, совершившему грязное и отвратительное преступление. Читатель может или презирать и ненавидеть Раскольникова, как вредного и низкого негодяя, для которого уже нет и не должно быть места в гражданском обществе; или же читатель может смотреть на него с почтительным состраданием, как на несчастного человека, свалившегося в грязь под невыносимым гнетом таких суровых, непобедимо враждебных обстоятельств, которые могли бы сломить даже очень твердую волю и отуманить даже очень светлую голову". Вывод Писарева очень важен:"...Та доля свободы, которой пользовался Раскольников, была совершенно ничтожна".

3. Не теория Раскольникова, а социальные мотивы преступления привлекли внимание Писарева. Какие же причины преступления героя видит критик?

а).Бедность. Это странное социальное зло, которое искажает нравственные понятия человека. Оно заставляет человека чувствовать себя в "особенном, совершенно фантастическом мире, где все делается навыворот и где наши обыкновенные понятия о добре и зле не могут иметь никакой обязательной силы". В этой цитате - ключ трактовки романа Писаревым.

б).Сложные объективные противоречия русской жизни. Критик отверг мнение об исключительности поведения Раскольникова как проявлении его психической ненормальности. Рядом с главным героем бедствуют Мармеладовы, в судьбах которых Писарев увидел социальную основу романа. Их страдания взывают к сознанию "мыслящего и сострадательного" Раскольникова, толкая его на преступление.

в).История нравственного падения Мармеладова. Тысячи пьяненьких мармеладовых падают "в ту бездонную трясину, которая из года в год поглощает бедных людей".

4.Сила статьи Писарева в том, что критик сосредоточился на анализе нравственных проблем. Он раскрыл духовные взаимосвязи между опустившимся Мармеладовым и Раскольниковым, попавшим в исключительное положение. Мармеладов не всегда был жалким, и "по остатку его человечности" Раскольников понимает, что "есть тропинка, ведущая к мармеладовскому падению, и что есть возможность спуститься на эту скользкую тропинку даже с той высоты умственного и нравственного развития, на которую удалось взобраться ему, студенту Раскольникову". Эти страницы статьи Писарева раскрывают глубину его гуманной мысли.

5. Критик рассматривает образ Раскольникова как жертву, социальной несправедливости, приглушив при этом его чувство индивидуального протеста.

Подчеркивая в герое человека-жертву, критик обнажает слабость и беспомощность Раскольникова, его неспособность мстить за общественную несправедливость. Его мысли "дурны, опасны" - отмечает критик. Он прибегает к намеренно резким формулировкам: "корень его болезни не в мозгу, а в кармане". Писарев осуждает Раскольникова за его дикий кровавый поступок и подчеркивает полную бессмысленность преступления - и в личном и в общественном плане. Дело не в отдельных "препятствиях", а в общем устроении жизни. Есть ли выход из этого странного "фантастического мира"?

6. Писарев понял, какую бурю противоречивых чувств может вызвать удел "вечной Сонечки" в душе гуманного человека.

"Что вы скажете о поступке Софьи Семеновны? Какое чувство возбудит в вас этот поступок: презрение или благоговение? Как вы назовете ее за этот поступок: грязною потаскушкой, бросившей в уличную лужу святыню своей женской чести, или великодушной героиней, принявшей со спокойным достоинством свой мученический венец?" И как должна была поступить Соня: внимая традиционной привычной морали: "терпи до конца, умирай с голоду, но сохраняй до последней минуты свою нравственную чистоту" - или, внимая другому голосу: "Не жалей себя, не береги себя, отдай все, что у тебя есть, продай себя, опозорь и загрязни себя, но спаси, утешь, поддержи этих людей, накорми и обогрей их хоть на неделю, во что бы то ни стало"?

Две морали. Как поступить: смириться и терпеть или внять другому голосу? Какой это "голос"? "Тварь я дрожащая или право имею," - скажет Раскольников. "Сострадание ненасытное", - скажет Достоевский, и Писарев как будто с ним согласен: он на стороне Сони.

Но Писарев снимает с Сони мотив христианской жертвенности и с позиций революционного демократа наделяет ее героическим характером: "во что бы то ни стало". Критик и сочувствует героям Достоевского, и осуждает их. В нравственном споре Раскольникова с Соней Писарев на стороне "великодушной героини".

7. Материалист Писарев не в меньшей степени, чем Достоевский, имеет высокое чувство сострадательной гуманности. Но он видит иной исход для "вечных Сонечек". "Нахожу ли я точку опоры и удается ли мне заметить выход - об этом я не скажу моим читателям ни одного слова," - заявляет он. Мысль Писарева раскрывается намеком. Он с ироническим подтекстом использует известное библейское изречение: "Но так как, с одной стороны, бросать бисер перед свиньями нерасчетливо и неблагоразумно, то, с другой стороны, также неблагоразумно и нерасчетливо, и, кроме того, даже очень невежливо предлагать предметы, годные только для свиней, как-то желуди, отруби, таким особам, перед которыми следует рассыпать чистый бисер".

Так разрешает Писарев социальные проблемы романа. Для нас очевидно, что содержание "Преступления и наказания" более сложно. Раскольников совершает убийство не только из-за социальной нищеты и чувства сострадания обездоленным. На него определенное воздействие оказывала и индивидуалистическая "странная идея". Современникам писателя было трудно разобраться в объективном содержании "идей".

Писарев подверг критике теорию Раскольникова об особой роли необыкновенного человека в судьбе общества: "Человечество, по мнению всех новейших мыслителей, развивается и совершенствуется вследствие коренных и неистребимых свойств собственной природы", а не по велению избранных гениев. Оно "состоит из множества отдельных личностей, очень неодинаково одаренных природою, но ни одна из этих личностей, какими бы богатыми дарами ни осыпала ее природа, не имеет разумного основания думать, что ее голова заключает в себе будущность всей ее породы или, по крайней мере, всей нации. Ни одна из этих личностей, как бы она ни была гениальна, не имеет разумного основания, во имя этой будущности или во имя своей гениальности, разрешить себе такие поступки, которые вредят другим людям и вследствие этого считаются непозволительными для обыкновенных смертных".

Критика Писарева отражает его гуманистические воззрения на человека. Она подводит читателя к выводу о том, что "теория Раскольникова не имеет ничего общего с теми идеями, из которых складывается миросозерцание современно развитых людей".

Д.И. Писарев первым понял роман "Преступление и наказание" как правдивый документ эпохи, как реалистическое отражение русской жизни. Он доказал свою мысль аргументирование, подробно анализируя сюжетные перипетии романа, во многом объяснив трагические обстоятельства жизни героев Достоевского.

Писарев во многом определил принципы подхода к роману, его мысль о Достоевском, как гуманном изобразителе страданий, вошла в обиход русской критики и звучала как высшая похвала писателю.

Список литературы

Писарев Д.И. Собр. соч. в 4-х тт. T.IV, с.316-354.

Селезнев Ю. Достоевский. М., 1990.

Кузнецов Б. Эйнштейн и Достоевский. М., 1965.

Розанов В. Размолвка между Достоевским и Соловьевым. Журнал "Наше наследие", 1991, с.70-75.

Лебедев Ю. Роман "Преступление и наказание". Журнал "Литература в школе" 1990, N6, с 2-24.

Этов Ю. Достоевский в русской критике. М., 1956.

Этов Ю. "Преступление и наказание" в оценке Писарева. Журнал "Литература в школе". 1990, N6, с.63-66.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.russofile.ru

Григорий Захарович Елисеев

Критика 60-х годов XIX века / Сост., преамбулы и примеч. Л. И. Соболева. -- М., ООО "Издательство Астрель": ООО "Издательства АСТ", 2003. (Библиотека русской критики) Г. Ф. Достоевский в начале своего литературного поприща, которое относится к сороковым годам, был одним из лучших представителей образовавшейся тогда так называемой натуральной школы. Школа эта оказала весьма важную услугу нашей литературе именно тем, что она только действительное признала достойным художественного изображения. Но так как всякая действительность, ео ipso {Вследствие этого (лат.). }, потому только, что она действительность, становилась, по ее воззрениям, материалом, годным для художественного изображения, то отсюда проистекали два важных недостатка натуральной школы: 1) бесцельность художественных изображений, копирование действительности только ради того, чтобы показать свое искусство копировать. На этом основании даже Белинский не только не усомнился казака Луганского за его физиологические очерки возвести в поэты, но даже сказать о нем, что он относительно создания типов "после Гоголя решительно первый талант в русской литературе" 1 ; 2) неразборчивость между действительностию и недействительностию, смешение действительности, существующей в качестве отдельных, исключительных фактов, случайных, ничтожных явлений, с действительностию, имеющею широкое основание в жизни, или разумное raison d"être {Разумное основание, смысл (франц.). }. Отсюда выбор в герои таких лиц, которые представляли чистые курьезы в нравственном мире, например, "Двойник" г. Достоевского. Критика тогдашнего времени благодушно относилась к таким явлениям в литературе, во-первых, потому, что против прежнего они составляли все-таки шаг вперед; во-вторых, главным образом, потому, что Белинский, главный представитель литературной критики, от ногтей юности пропитанный чисто художественными воззрениями на литературу, до самой смерти своей не мог окончательно отрешиться от этих воззрений. В последнее время своей критической деятельности он уступал, что искусство, нисколько не роняя себя, может служить целям чисто практическим, но вместе с тем художественность признавал и за теми произведениями, которые представляли собою только бесцельное изображение действительности. Воспитанные в таких эстетических воззрениях, поэты натуральной школы, за исключением немногих, оказались несостоятельными для воспринятия воззрений последнего времени на искусство. И так как это необходимо повлекло за собою падение прежнего их авторитета, то некоторые из них не могли благодушно перенести такой не ожиданной ими катастрофы. Они стали в оппозицию к тем идеям, которые заняли место сказанных воззрений, и стали с озлоблением преследовать самые идеи. Нам не нужно называть имен и лиц; читатель, следивший за литературою последнего времени, знает, о ком и о чем мы говорим. В ряды этих озлобленных движением последнего времени, видимо, хочет стать теперь и г. Ф. Достоевский новым своим романом. Несколько мы правы в своем предположении, во всяком случае нелестном для г. Достоевского, к которому образованная публика, несмотря на его литературную несостоятельность, не утратила доселе вполне своих симпатий, -- пусть судит читатель по нижеследующему: Студент университета, очень бедный молодой человек, перебивающийся кой-как, решается убить одну старуху-ростовщицу, чтобы поживиться ее деньгами. Он совершенно убежден в том, что, убив старуху, ни для чего не годную в сем мире, он не совершит никакого преступления, а, пожалуй, совершит еще некоторого рода подвиг. Но самый акт совершения убийства есть для него дело новое, непривычное; мысль о нем приводит его в смущение, порождает в нем малодушие. И вот эту-то борьбу между благородною решимостию на убийство, с одной стороны, и между малодушием на осуществление такой решимости -- с другой и изображает г. Достоевский в напечатанной теперь первой части своего романа. Дело кончается, однако ж, тем, что убеждением превозмогается малодушие. Студент убивает не только ростовщицу, но и подвернувшуюся некстати ему под руку после совершения убийства сестру ее. Но чем же, спрашивается, студент убеждается, что убийство, которое он совершит, не есть преступление, а некоторым образом подвиг? О! отвечает автор. Чтобы убедиться в этом, ему вовсе не было нужды трудиться. Подобные убеждения "были, по словам автора, самые обыкновенные и не раз уже слышанные им -- молодые разговоры и мысли" (!!!???). Вот оно куда пошло! Читателю, конечно, любопытно знать, как формулировались подобные молодые разговоры и мысли. Потому мы поведем его в один плохенький трактиришка, куда зашел Раскольников немедленно после того, как он был в первый раз у старухи-ростовщицы и отдал ей в заклад кольцо. Старуха с первого разу возбудила в нем непреодолимое отвращение к себе, и странная мысль уже сама собою "наклевывалась в его голове, как из яйца цыпленок, и очень сильно занимала его". Как вдруг он слышит разговор, попадающий как раз на эту мысль, который ведут сидящие почти рядом с ним на другом столе незнакомый ему студент и молодой офицер. Речь идет именно о ростовщице-старухе (Алене Ивановне) и живущей у ней молодой сестре Лизавете, которую старуха держит в страшном загоне. После рассказа о Лизавете студент обращается к офицеру с такою речью о старухе: -- Нет, вот что я тебе скажу. Я бы эту проклятую старуху убил и ограбил и уверяю тебя, что без всякого зазору совести, -- с жаром прибавил студент. Офицер захохотал, а Раскольников вздрогнул. Как это было странно! -- Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, -- загорячился студент. -- Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная, а напротив, весьма вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь, понимаешь? -- Ну, понимаю, -- отвечает офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища. -- Слушай дальше. С другой стороны молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложенья, от гибели, от разврата, от венерических больниц, -- и это все на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступление тысячами добрых дел? За одну жизнь -- тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен -- да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более, как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает, она зла; она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отгрызла. -- Конечно, она не достойна жить, -- заметил офицер, -- но ведь тут природа. -- Эх, брат, да ведь природу поправляют и направляют, а без этого пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного великого человека не было бы. Говорят: "долг, совесть", -- я ничего не хочу говорить против долга и совести, -- но ведь как мы их понимаем? Стой, я тебе задам вопрос. Слушай! -- Нет, ты стой; я тебе задам вопрос. Слушай! -- Ну! -- Вот ты теперь говоришь и ораторствуешь, а скажи ты мне: убьешь ты сам старуху или нет? -- Разумеется нет! Я для справедливости... Не во мне тут и дело... -- А по-моему, коль ты сам не решаешься, так нет тут никакой и справедливости! Пойдем еще партию! "Раскольников был в чрезвычайном волнении. Конечно, все это были самые обыкновенные и самые частые, не раз уже слышанные им, в других только формах и на другие темы, молодые разговоры и мысли. Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в собственной голове его только что зародились... такие же точно мысли (курсив у автора)?" и проч. Вот то, что называлось действительностию на языке натуральной школы. Пред вами изображается действительный город с знакомыми вам улицами и переулками, харчевнями, трактирами, мостами, домами и т. д., изображаются лица, по наружности похожие на тех, которых вы встречаете, одним словом, изображается обстановка, всем знакомая; вы видите героя, который обуревается какою-нибудь страстию: автор пыщится и напрягает все свои силы, чтоб изобразить глубину и широту страсти. Выходит нечто детское, неумелое, водянисто-реторическое, что показывает в авторе не только недостаток наблюдательности, но и недостаток собственно художественного приема и опытности в изображении страсти, -- что, наводя страшную скуку на читателя, нисколько не выясняет лица героя. Но такое психологическое баловство было в моде и почиталось верхом искусства по воззрениям натуральной школы. И автор в восторге от написанной им дребедени, вероятно, воображает себя знатоком человеческого сердца, чуть-чуть не Шекспиром. На наш взгляд, автор, приступая к своему роману, если он хотел изобразить действительное, прежде всего должен был бы спросить себя: существует ли то, что я хочу описывать и изъяснять? Бывали ли когда-нибудь случаи, чтобы студент убивал кого-нибудь для грабежа? Если бы такой случай и был когда-нибудь, что может он доказывать относительно настроения вообще студенческих корпораций? В каких состояниях и сословиях не бывало подобных исключительных случаев? Из каких источников могу я удостовериться, что студенты убийство из грабежа почитают подавлением и направлением природы? Ведь если ничего подобного, что мне представляется, нет в действительности, то мой роман на подобную тему будет самым глупым и позорным измышлением, сочинением самым жалким. Если же что-нибудь подобное есть в действительности, то тут надобно действовать никак не посредством поэзии, а посредством полиции наружной или тайной? Какою разумною целию может оправдываться подобный сюжет для романа? Некогда Белинский, рассматривая известное произведение г. Достоевского "Двойник; приключения господина Голядкина", находил в этом произведении высокие достоинства, но вместе с тем порицал его длинноту и фантастичность. "Фантастическое, -- говорил он в назидание г. Достоевскому, -- в наше время может иметь место только в домах умалишенных, а не в литературе, и находиться в заведении врачей, а не поэтов" 3 . Что сказал бы Белинский об этой новой фантастичности г. Достоевского, фантастичности, вследствие которой целая корпорация молодых юношей обвиняется в повальном покушении на убийство с грабежом?

ПРИМЕЧАНИЯ

Григорий Захарович Елисеев (1821-1891)

Публицист, журналист. Сын сельского священника, профессор Казанской д у ховной академии. В 1850 г. выходит из духовного звания, в 1854 г. уходит из академии. Несколько лет служит в Сибири, в 1858 г. переезжает в Петербург. Тогда же, после дебюта в С, сближается с Чернышевским, сотрудничает в журнале "Искра", с 1861 г. ведет "Внутреннее обозрение" в С, с 1868 г. вел отдел пу б лицистики в ОЗ. Впервые -- С. 1866. No 2 (раздел "Журналистика"). (О романе Достоевского Елисеев писал и в мартовском номере С.) Печатается по первой публикации. 1 Из статьи "Русская литература в 1845 году" (Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9 т. Т. 8. М., 1982. С. 26. Казак Луганский -- псевдоним Владимира Ивановича Даля (1801--1872), под которым он печатал свои прозаические произведения. 2 Из статьи "Взгляд на русскую литературу 1846 года" (Белинский В. Г. Указ. соч. Т. 8. С. 214).

…У Достоевского же до конца сохраняется человек. В человекобоге погибает человек, и в Богочеловеке сохраняется человек. Только христианство спасает идею человека, навеки сохраняя образ человека. Бытие человека предполагает бытие Бога. Убийство Бога есть убийство человека.

В чистой и святой девушке, в Дуне, открывается возможность зла и преступления, – она готова предать себя, как Соня. В развратном, погибшем человеке, в Свидригайлове, открывается возможность добра и подвига. Здесь тот же основной мотив романа, вечная загадка жизни, смешение добра и зла. (Из статьи «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы») И. Ф. Анненский

Сердце Сони так целостно отдано чужим мукам, столько она их видит и провидит, и сострадание ее столь ненасытимо-жадно, что собственные муки и унижения не могут не казаться ей только подробностью, – места им больше в сердце не находится.

Все три основные, параллельно развивающиеся завязки романа – драма Раскольникова, Сони и Дуни – стремятся, в сущности, к одной цели – показать загадочное, роковое смешение в жизни добра и зла…

…Достоевский был не только великий художник, он был также великий мыслитель и великий духовидец. Он – гениальный диалектик, величайший русский метафизик…

…Выходит, что от Лужина, если не до самого Раскольникова, то, во всяком случае, до его «Наполеона», до мыслишки-то его – в сущности, рукой подать… В этом-то, конечно, и заключается основание ненависти между Лужиным и Раскольниковым. Не то чтобы они очень, слишком бы мешали друг другу, а уж сходство-то чересчур «того»: т. е. так отвратительно похожи они и так обидно карикатурят один другого, что хоть плачь… (Из статьи «Достоевский в художественной идеологии») Н. А. Бердяев

(Из рецензии «Преступление и наказание». Роман в шести частях с эпилогом Ф. М. Достоевского) Д. И. Писарев

…Город Петербург, который так изумительно чувствовал и описывал Достоевский, есть призрак, порожденный человеком в его отщепенстве и скитальчестве. В атмосфере туманов этого призрачного города зарождаются безумные мысли, созревают замыслы преступлений, в которых преступаются границы человеческой природы. Все сконцентрировано и сгущено вокруг человека, оторвавшегося от божественных первооснов.

Вечный спор Ангела и Демона происходит в нашей собственной совести, и ужаснее всего, что мы иногда не знаем, кого из них больше любим, кому больше желаем победы…

За Соней идет ее отец по плоти и дитя по духу – старый Мармеладов. И он сложнее Сони в мысли, ибо, приемля жертву, он же приемлет и страдание. Он – тоже кроткий, но не кротостью осеняющей, а кротостью падения и греха. Он – один из тех людей, ради которых именно и дал себя распять Христос; это не мученик и не жертва, это, может быть, даже ивверг, только не себялюбец, – главное же, он не ропщет, напротив, он рад поношению. А любя, любви своей стыдится, и за это она, любовь, переживает Мармеладова в убогом и загробном его приношении.

…Раскольников принужден сознаться, что все это дело было сделано по-дурацки. Он даже сам не понимал, зачем он его сделал. Он видит только, что ему приходится, так или иначе, нести на себе все последствия этого дурацкого дела. Эти последствия оказываются очень мучительными. Подробная история этих мучительных последствий наполняет собой почти весь роман г. Достоевского; она начинается со второй части и оканчивается только вместе с эпилогом…

…У Достоевского есть и Бог и человек. Бог у него никогда не поглощает человека, человек не исчезает в Боге, человек остается до конца и остается на веки веков. В этом Достоевский был христианином в глубочайшем смысле этого слова… (Из статьи «Миросозерцание Достоевского») М. М. Бахтин

…Произведения Достоевского прежде всего поражают необычайным разнообразием типов и разновидностей слова, причем эти типы и разновидности даны в своем наиболее резком выражении. Явно преобладает разнонаправленное дву-голосое слово, притом внутренне диалогизированное, и отраженное чужое слово: скрытая полемика, полемически окрашенная исповедь, скрытый диалог.