Теория международных отношений предлагает несколько взглядов на интересы государств и процесс формирования этих интересов.

Некоторые исследователи постулируют существование обязательных и неизменных интересов, выраженных в терминах силы или благосостояния. Другие предлагают реконструировать их по действиям государств в каждой конкретной ситуации. Наконец, третьи утверждают, что интересы государств достаточно стабильны, но могут серьезно меняться под воздействием международной среды - формирующихся и отмирающих норм, институтов и обстоятельств.

Если допустить возможность эволюции, правомерно задаться вопросом об источниках формулировок интересов и о функциях, этими формулировками выполняемых. Нас интересуют «нетривиальные» интересы - те, что выходят за рамки очевидных потребностей государства в безопасности перед лицом внешних угроз и экономическом выживании.

В явной форме текущие интересы государства отражены в официальных доктринах и неофициальных публикациях ведущих экспертов, чье мнение обычно учитывается лицами, принимающими решения. Официальные документы под названием «доктрины», «концепции» или «стратегии» внешней политики или национальной безопасности выпускаются правительствами большинства крупных держав. Неофициальные, но цельные и влиятельные доктринальные тексты обнаружить сложнее. Тем не менее во многих странах они существуют. Так, эксперты, наблюдающие за российской внешней политикой, с особым вниманием относятся к ежегодным выступлениям академика Евгения Примакова на заседаниях «Меркурий-клуба» . Другим примером может служить доклад неправительственной «Комиссии по национальным интересам», выпущенный экспертной группой поддержки кандидата в президенты США Джорджа Буша-младшего в 2000 году. Многие члены авторского коллектива - например, Кондолиза Райс и Роберт Блэкуилл - в дальнейшем заняли ключевые посты во внешнеполитическом аппарате администрации. Несмотря на отклонения реальных действий этой администрации от некоторых (но не всех) рекомендаций «комиссии», доклад можно считать каноническим вариантом определения и осмысления национальных интересов крупнейшей мировой державы.

Авторы американского доклада стремились исключить из круга интересов США все, что не ведет к извлечению непосредственной экономической выгоды для Соединенных Штатов и от чего напрямую не зависит их безопасность. Именно такой ограничительный смысл вкладывался экспертами в понятие «национальных» интересов - в противовес «глобальным» или просто «чужим» интересам. Например, Райс, Блэкуилл и их коллеги критиковали уходившую с политической арены администрацию Билла Клинтона за неизбирательное, по их мнению, вмешательство в кризисы и конфликты за пределами Америки.

Нужны ли России аналогичным образом сформулированные национальные интересы? Кто должен их вырабатывать и какими принципами руководствоваться?

Функции интересов

«Национальные интересы» представляют собой открытую декларацию потребностей и намерений государства, основанных на оценке текущей ситуации. Подобная декларация выполняет ряд важнейших функций.

Во-первых, устанавливается иерархия внешнеполитических приоритетов, что позволяет предотвратить распыление ресурсов и не допустить перенапряжения сил. В этом видела главное назначение своего доклада группа экспертов из «комиссии по национальным интересам США». Они не искали новые формулировки, но аргументированно расставляли в порядке приоритетности давно известные варианты интересов.

Во-вторых, официальные или полуофициальные формулировки национальных интересов накладывают разумные ограничения на свободу действий властей, которые зачастую стремятся использовать внешнюю политику для укрепления внутриполитических позиций перед лицом оппозиции. Кроме того, сформулированные в явной форме национальные интересы предоставляют обществу твердые критерии оценки эффективности линии проводимой лицами, ответственными за принятие внешнеполитических решений.

В-третьих, национальные интересы обеспечивают как преемственность, так и возможность своевременной корректировки важнейших направлений политики. Особенно важно, что грамотные формулировки, зафиксированные в официальных документах, страхуют государство от превращения внешней политики в простое продолжение политики внутренней. В большинстве стран - независимо от уровня развития демократических институтов - многочисленные носители частных интересов ищут возможности поднять эти интересы до уровня «национальных» и обеспечить им поддержку государственного аппарата. В этом контексте национальные интересы представляют собой систему - логически непротиворечивый комплекс взаимосвязанных утверждений о том, что и почему выгодно конкретному государству в определенный исторический период.

Гармоничная система национальных интересов не позволяет легко манипулировать ее составными частями. Произвольно изменить формулировку одного или нескольких интересов, сохраняя другие в прежнем виде, чаще всего невозможно - «подрихтованные» в угоду моменту или группе влияния несколько интересов войдут в противоречие с иными частями комплекса под названием «национальный интерес». Например, как справедливо указывает Елена Черненко, нельзя отказаться от жесткого следования принципам нерушимости границ и святости государственного суверенитета, не проведя системной корректировки всех доктринальных основ российской внешней политики.

Наконец, национальные интересы заявляются открыто ради повышения предсказуемости их носителя для внешнего мира. Государство в значительной степени связывает себе руки декларацией собственных интересов, объявляя о готовности идти до конца в их отстаивании, но также и обещая не делать того, что явно выходит за пределы принятых формулировок национальных интересов. Твердость курса сочетается с попыткой объяснить окружающим, почему он не представляет для них угрозы и в целом приемлем. Эффективность декларации национального интереса как инструмента внешней политики определяется правильным балансом между амбициями государства и гарантиями воздержания от жестких игр с нулевой суммой. Например, вряд ли можно считать оптимальными формулировки национальных интересов, приводящие к резкому увеличению числа влиятельных противников и тем самым повышающие сопротивление международной среды внешней политике государства.

Внешние последствия нарушения задекларированных формулировок национального интереса могут быть тяжелыми. Поверит ли кто-то существующим и будущим доктринам, если сами авторы легко ими пренебрегают? Во сколько обойдется отсутствие доверия? Дорогостоящая гонка вооружений - одно из самых распространенных последствий утраты доверия окружающего мира (или его части) к декларации интересов и намерений какой-либо крупной державы.

Могут возразить: разве неопределенность, возникающая вследствие «гибкой интерпретации» собственных доктрин, не дает нам дополнительных выгод, не расширяет пространство для дипломатического маневра? Без неопределенности, конечно, не обойтись в публичной версии военной доктрины или стратегии безопасности. Возможный противник не должен знать, как мы планируем реагировать на конкретные агрессивные действия или угрозы с его стороны, наша реакция должна стать для него сюрпризом. Однако внешняя политика - это не оборона, а в первую очередь деятельность по созданию благоприятных условий для государства и получению им выгод посредством сотрудничества.

Сотрудничество же практически не может развиваться, если не ясны основные намерения участников взаимодействия. Поэтому государства, благополучие и безопасность которых зависят от кооперации с другими странами, стараются не пугать потенциальных партнеров неопределенностью долгосрочных намерений и открыто декларируют интересы. Более того, схожесть ценностных оснований национальных интересов (например, приверженность распространению либеральной демократии или принципу неограниченного государственного суверенитета) служит дополнительным сигналом для стран, разделяющих аналогичные ценности. Таким образом создается прочная основа для взаимного доверия без необходимости тратить значительные средства на страховку от повышения враждебности партнера.

Национальный интерес и общество

Отдельного внимания заслуживает роль, которую национальный интерес играет в строительстве гражданской нации. Пользующиеся широкой поддержкой в обществе формулировки интереса сплачивают граждан, помогая преодолевать разделительные линии между этническими группами, стратами богатых и бедных, образованных и не очень. «Общее дело» обычно имеет объединяющий эффект. Легитимность правительства, последовательно реализующего политику «национального интереса», повышается; одновременно расширяется общественная поддержка государственных расходов на внешнюю политику и при необходимости - готовность граждан нести личные издержки ради достижения важных общественных целей.

Сплачивающую силу декларации национальных интересов, конечно, не стоит переоценивать, поскольку оценки их различными общественно активными группами и политическими силами могут сильно расходиться. Достаточным условием реализации сплачивающей функции является очевидная обществу выгода (лучше всего материальная) от последовательной реализации декларируемых внешнеполитических принципов.

Вместе с тем, лицам, формулирующим национальные интересы, вряд ли стоит полагаться исключительно на общественное мнение. Для определения угроз стране и ее перспективных возможностей требуется профессиональная квалификация, выходящая за рамки обывательского «здравого смысла», и более тонкое понимание международной обстановки, чем можно почерпнуть из газет и новостных телепередач. Как констатировала на страницах этого журнала Лариса Паутова, «геополитика лежит за пределами повседневного внимания среднестатистического россиянина». Общественные настроения не могут не учитываться теми, кто определяет внешнеполитический курс государства, однако конъюнктурных замеров общественного мнения мало для того, чтобы сформулировать национальные интересы.

Эту задачу нельзя доверить и ограниченной группе высших государственных чиновников, взаимодействие которых с узкими группами влияния проследить крайне сложно. Любая «элита», решившая «взять на себя» выработку концепции национального интереса, с большой долей вероятности не сможет интегрировать множество частных интересов в несколько общих. В лучшем случае «элита» окажется в заложниках у нескольких групп интересов - таких, как военно-промышленный комплекс, природоресурсный или иной крупный бизнес и т.д. В результате произойдет «перекос» внешней политики с вытекающим из него перерасходом средств, упущенными возможностями увеличить благосостояние и упрочить безопасность общества в целом. В худшем случае «элита» станет манипулировать общественным мнением ради повышения своих электоральных шансов, чем полностью противопоставит себя любым национальным интересам.

Частные интересы во внешней политике редко складываются в один результирующий вектор, поддержанный обществом в целом. Скорее, конкурируя за государственный внешнеполитический ресурс, частные интересы только мешают друг другу. Отсюда следует, что доктринальные внешнеполитические документы, в которых в форме списка перечисляются «особо важные» страны-партнеры и области международного взаимодействия, в принципе не могут отражать «национальный» интерес, а скорее всего являются результатом хаотичного лоббистско-бюрократического процесса. Важно отметить: ни одному из этих частных интересов (развитию отношений с государством, А, преодолению конфликта с государством B, обеспечению благоприятных условий для экспорта вооружений на рынки региона С и т.д.) мы априорно не отказываем в легитимности. Мы только утверждаем, что ни один из них не может претендовать на роль национального, поскольку не будет выполнять перечисленные выше базовые функции национального интереса.

Сформулировать критерии достаточности, позволяющие с уверенностью назвать некоторый интерес «национальным», совсем не просто. Возможно, к этой категории можно относить интересы, выработанные в результате деятельности институциональной системы, обеспечивающей связь граждан страны с политикоформирующим сообществом и учет независимой публичной экспертизы в ходе широкой общественной дискуссии. Чтобы формулировки национальных интересов, полученные в результате такой дискуссии, воспринимались бы подавляющим большинством граждан как справедливые, требуется внушительное доверие к общественным и политическим институтам (но не обязательно к конкретным лидерам, занимающим ту или иную позицию внутри институтов).

Высокий уровень доверия к институтам, доказавшим свою эффективность, характеризует зрелую гражданскую нацию - сообщество людей с консенсусной идентичностью, имеющей четкие границы, высокой степенью политического участия граждан, хорошей защищенностью индивидуальных прав, весьма ограниченная часть которых делегируется «наверх» и может быть в любой момент отозвана, и т.д. Таким образом, получается, что термин «национальный интерес» безусловно применим только к зрелой гражданской нации. Там, где нет развитой нации, скорее всего не будет и соответствующего ей «национального интереса», а найдется лишь множество вполне легитимных, но частных и преходящих интересов. Такой комплекс интересов вряд ли способен обеспечить преемственность внешнеполитического курса даже в неизменных условиях внешней среды. Как отмечает Андрей Скриба, в государствах, где отсутствовали «эффективные институты, которые установили бы широкий диалог между всеми участниками политического процесса», после каждой смены режима «частные интересы [лишь перераспределялись] внутри национальных, и безответственность элит рано или поздно вновь давала о себе знать». Как известно, в любой стране власти стремятся снизить собственную подотчетность обществу и по возможности уйти от ответственности за достижение объявленных целей. И только система независимых общественных институтов контроля обеспечивает такую подотчетность, а значит - придает смысл национальным интересам как декларации долгосрочных целей государства.

Означает ли это, что в государстве, не соответствующем критериям развитой гражданской нации, выработать плодотворные формулировки национального интереса принципиально невозможно? Вероятно, шансы для этого есть. Однако в этом случае на формулировки национального интереса должны изначально накладываться дополнительные ограничения, которые позволили бы избежать выдвижения частного интереса на позицию национального. Субъектом национального интереса должно являться только общество в целом, а сам интерес - иметь вид общественного блага.

Например, поддержка отечественных автопроизводителей или экспортеров вооружений может входить в программу некоторого политика или партии, однако подобный частный интерес не должен претендовать на роль интереса национального. Формулируя национальный интерес как публичный, мы страхуемся от «приватизации» государственных институтов узкими группами интересов. Характерно, например, что в вышеупомянутом докладе «комиссии по национальным интересам США» «поддержка экспорта отдельных отраслей экономики» поставлена на последнее место в группе наименее важных национальных интересов страны.

В свою очередь, такие интересы, как «поддержка реформы отечественной системы образования посредством повсеместного внедрения лучшего зарубежного опыта», «привлечение иностранных инвестиций в высокотехнологичные отрасли экономики» или «формирование добрососедских отношений с государствами по периметру границ», предполагают извлечение выгоды всем обществом. И хотя не все его члены получат от реализации этих интересов одинаковую выгоду (предположительно в проигрыше останутся неконкурентные педагоги и отсталые «национальные» производства), эта выгода будет распределена справедливо с точки зрения основополагающих и неоспоримых целей повышения безопасности и экономического процветания государства, а также интеллектуального развития его общества.

Выгода от разработки концепции национального интереса (хотя бы в его внешнеполитическом измерении) кажется неоспоримой: неоправданные траты средств из государственного бюджета сокращаются, у граждан появляется ощущение общего дела, национальная бюрократия дисциплинируется, границы внешнеполитических амбиций доводятся до внимания других стран и т.д. Тем не менее зачастую государствам не удается предложить своим гражданам, бюрократии и окружающему миру убедительную концепцию национальных интересов. В качестве примера сложностей выработки национальных интересов можно взглянуть на опыт Советского Союза и современной России.

По рассказам представителей советского и российского внешнеполитического сообщества, в истории СССР и России попытки выработать четкие формулировки национальных интересов неизменно заканчивались неудачей. Чтобы убедиться в этом, достаточно поискать в их доктринальных внешнеполитических документах недвусмысленную декларацию интересов (помимо банальных безопасности и экономического развития), которые отвечали бы критериям национальных и выполняли бы соответствующие функции. Почему Советский Союз, а за ним Россия отказывались оперировать формулировками национальных интересов? Подробный ответ на этот вопрос выходит за рамки данного эссе. Возможно, однако, выдвинуть несколько гипотез для дальнейшего исследования и обсуждения.

Во-первых, как субъекты международных отношений, ни Советский Союз, ни современная Россия окончательно не определились со своими границами - в первую очередь, даже не формально-юридическими, нанесенными на политическую карту мира, а идеологическими или этнополитическими. Новая гражданская общность «советский народ», как известно, складывалась на протяжении многих десятилетий с большим трудом. Сегодня поддержка «соотечественников» в других странах мира разделяется в качестве цели внешней политики значительным числом россиян, а многие представители российского внешнеполитического сообщества оперируют термином «русский мир». Вместе с тем, как отмечает Игорь Зевелев, границы «русского мира» допускают множество толкований. Гражданская же нация, способная плодотворно определить национальный интерес, должна иметь четкие и понятные всем ее участникам границы, за пределами которых государство мало что кому «должно».

Во-вторых, в своей внешней политике СССР был заложником идеологии, в то время как национальные интересы по определению не могут быть сформулированы в идейных терминах, если воздействие соответствующих идей на материальный мир нельзя четко измерить. Как показал опыт СССР, попытка реализовать идеологические интересы материальными средствами приводит к довольно быстрому по историческим меркам перенапряжению сил и подрыву легитимности государственной власти с последующим крахом самого государства. Представление о необходимости тратить значительные ресурсы на продвижение либеральной демократии в мировом масштабе (в противовес лидерству посредством примера) оспаривают сегодня многочисленные американские специалисты по внешней политике США, включая членов «комиссии по национальным интересам».

Наконец, лица, принимавшие внешнеполитические решения, никогда не желают связывать себя конкретными формулировками интересов в условиях нестабильной внутриполитической обстановки, зачастую требующей подстраивания внешнего курса под достижение внутриполитических целей. Это явление в разных формах характерно практически для всех государств. Оно имеет место, например, в Соединенных Штатах, где члены Конгресса на протяжении нескольких последних лет (и неоднократно в более ранние исторические периоды) пытаются радикальным образом воздействовать на внешнюю политику страны, выходя за пределы мандата законодательной власти и рассчитывая в случае необходимости переложить ответственность за возможные неудачи на исполнительную власть.

Воплощая в себе мудрость более высокого порядка, чем потребности конкретных лидеров или политических партий в переизбрании, национальные интересы должны прежде всего дисциплинировать политиков, накладывая заметные ограничения на их свободу действий. Понятие национального интереса как центральной компоненты внешнеполитической доктрины утрачивает смысл в случае «легкого» отношения к этой доктрине и частых попыток изменить ее в угоду моменту (особенно - задним числом). Самоограничивающая функция официальной или даже полуофициальной, но влиятельной декларации национального интереса особенно важна для России, опасения в отношении политики которой (справедливые или нет) зачастую высказывают ее соседи и более широкий круг государств, сотрудничество с которыми необходимо для экономического прогресса страны.

Уголовно-процессуальный кодекс, N 174-ФЗ | ст. 152 УПК РФ

Статья 152 УПК РФ. Место производства предварительного расследования (действующая редакция)

1. Предварительное расследование производится по месту совершения деяния, содержащего признаки преступления, за исключением случаев, предусмотренных настоящей статьей. В случае необходимости производства следственных или розыскных действий в другом месте следователь вправе произвести их лично либо поручить производство этих действий следователю или органу дознания, дознаватель вправе произвести их лично либо поручить производство этих действий дознавателю или органу дознания. Поручения должны быть исполнены в срок не позднее 10 суток.

2. Если преступление было начато в одном месте, а окончено в другом месте, то уголовное дело расследуется по месту окончания преступления.

3. Если преступления совершены в разных местах, то по решению вышестоящего руководителя следственного органа уголовное дело расследуется по месту совершения большинства преступлений или наиболее тяжкого из них.

4. Предварительное расследование может производиться по месту нахождения обвиняемого или большинства свидетелей в целях обеспечения его полноты, объективности и соблюдения процессуальных сроков.

4.1. Если преступление совершено вне пределов Российской Федерации, уголовное дело расследуется по основаниям, предусмотренным статьей 12 Уголовного кодекса Российской Федерации, или в соответствии со статьей 459 настоящего Кодекса по месту жительства или месту пребывания потерпевшего в Российской Федерации, либо по месту нахождения большинства свидетелей, либо по месту жительства или месту пребывания обвиняемого в Российской Федерации, если потерпевший проживает или пребывает вне пределов Российской Федерации.

5. Следователь, дознаватель, установив, что уголовное дело ему не подследственно, производит неотложные следственные действия, после чего следователь передает уголовное дело руководителю следственного органа, а дознаватель - прокурору для направления по подследственности.

6. По мотивированному постановлению руководителя вышестоящего следственного органа уголовное дело может быть передано для производства предварительного расследования в вышестоящий следственный орган с письменным уведомлением прокурора о принятом решении.

• BB-код
• Текст

URL документа [скопировать ]

Комментарий к ст. 152 УПК РФ

Судебная практика по статье 152 УПК РФ:

• Решение Верховного суда: Определение N 66-АПУ17-6, Судебная коллегия по уголовным делам, апелляция

  Полагает, что следователь СО по району СУ СК РФ по Иркутской области П, установив 6 марта 2016 г., что преступление было совершено на территории района г. продолжала проводить следственные действия, чем нарушила требования ч. 5 ст. 152 УПК РФ, поэтому все следственные действия, включая допросы подсудимых Заниных, свидетелей Т и З, являются незаконными, а полученные доказательства недопустимыми. Просит приговор отменить, и дело направить на новое рассмотрение со стадии судебного разбирательства...

• Решение Верховного суда: Определение N 46-АПУ14-24, Судебная коллегия по уголовным делам, апелляция

  Полагает, что свидетель М является заинтересованным лицом, что не позволяет признать показания свидетеля достоверными и допустимыми. При возбуждении уголовного дела нарушены ст.ст. 151, 152 , 37 УПК РФ, вменены преступления, по которым дела не возбуждались, на момент возбуждения дела по эпизодам преступлений в отношении И и П имелось неотмененное постановление следователя об отказе в возбуждении уголовного дела...

• Решение Верховного суда: Определение N 81-АПУ17-13, Судебная коллегия по уголовным делам, апелляция

  Доводы жалоб осужденного и его защитника о нарушении в ходе предварительного следствия требований ст. 152 УПК РФ о территориальной подследственности, на основании которых они просили вернуть дело прокурору, признать недопустимыми ряд доказательств, неоднократно были предметом обсуждения в суде первой инстанции...

Обязательным признаком объективной стороны кражи является незаконность изъятия и его безвозмездность. Незаконность означает, что виновный не является собственником имущества, не имел юридического права на изъятие имущества и обращение его в свою пользу, не был уполномочен на такое действие. То есть, состав хищения отсутствует, если лицо имеет законные основания на получение изъятого им имущества, но нарушило порядок его получения. При наличии предусмотренных законом условий подобного рода действия образуют самоуправство. По делу Б., осужденного за кражу личных вещей своей бывшей жены, совершенной для того, чтобы использовать это обстоятельство для разрешения взаимных претензий по разделу жилой площади и с целью возврата своего имущества. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ признала, что, поскольку Б., пытаясь решить вопрос имущественного характера с женой путем самовольного изъятия ее вещей из квартиры и используя это обстоятельство для осуществления своего действительного или предполагаемого права, действовал незаконно, причинив существенный вред потерпевшей, в его действиях имеются признаки самоуправства.

Безвозмездность изъятия имущества характеризуется тем, что собственник не получает за выбывшее из его владения имущество необходимого эквивалента в виде общественно полезного труда или возмещения стоимости предмета хищения. Частичное возмещение стоимости изъятого имущества не исключает ответственности за хищение. Изъятие имущества, вверенного виновному, путем замены его на менее ценное, совершенное с целью присвоения или обращения в собственность других лиц, должно квалифицироваться как хищение в размере стоимости изъятого имущества.

Объективная сторона кражи включает в себя в качестве обязательного признака причинную связь между общественно опасным действием и наступившими последствиями в виде причинения реального имущественного ущерба собственнику или иному владельцу имущества. Ущерб заключается в уменьшении наличного имущества потерпевшего, которое в момент хищения находилось и его владении.

Размер имущественного ущерба при краже определяется стоимостью похищенного, выражающейся в его цене. При определении стоимости похищенного имущества в соответствии с рекомендациями, содержащимися в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27.12.2007 № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», следует исходить из его фактической стоимости на момент совершения преступления. При отсутствии сведений о цене похищенного имущества его стоимость может быть установлена на основании заключения экспертов.

Следует учитывать, что если стоимость похищенного ничтожна и умысел виновного не был направлен на изъятие имущества в более значительном размере или насильственным способом, такие действия согласно ч. 2 ст. 14 УК в силу малозначительности не являются преступлением. Однако применительно к хищению имущества, совершенному путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты, размер причиненного ущерба учитывается при определении основания уголовной ответственности. По смыслу ст. 7.27 КоАП хищение чужого имущества путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты при отсутствии квалифицированных (особо квалифицированных) видов этих преступлений на сумму, не превышающую 1 000 рублей, признается мелким и влечет административную ответственность. Соответственно хищение имущества вышеуказанными способами может повлечь уголовную ответственность по ст. 158, 159 и 160 УК РФ, при условии, если причиненный ущерб превышает 1 000 рублей или имеются квалифицирующие (особо квалифицирующие) признаки хищения.

С таким признаком как изъятие, тесно связан другой признак хищения - обращение имущества. Важно подчеркнуть, что понятия «изъятие» и «обращение» отличны друг от друга, имеют собственное содержание, находятся в тесной связи и взаимно дополняют друг друга. Они указывают на то, что виновный неправомерно изымает материальные ценности из имущественной сферы другого лица, тем самым нарушая существующую социальную связь - отношение собственности, переводит чужое имущество в свое обладание, придавая своим действиям внешне законную форму. Поэтому указанные термины наиболее пригодны для характеристики объективной стороны кражи как формы хищения.

Таким образом, кража считается оконченной с момента действительного завладения имуществом, т.е. когда имущество изъято и виновный имеет реальную возможность пользоваться или распоряжаться им по своему усмотрению, когда изъятое имущество обращено в пользу виновного или других лиц. Момент окончания кражи не следует ставить в зависимость от того, удалось ли превратить в действительность имеющуюся реальную возможность пользоваться или распоряжаться чужим имуществом как своим собственным.

Рассмотрев вопросы объективной стороны кражи, стоит вернуться к определению понятия хищения. Как говорилось вначале нашей работы, законодатель в примечании 1 к ст. 158 УК РФ указал, что хищение является деянием, причиняющим ущерб собственному или иному владельцу имущества. Но на вопрос о том, кто является в данном случае иным владельцем, уголовный закон не отвечает. В связи с чем, возникает другой вопрос, является ли иным владельцем лицо, неправомочно обладающее имуществом?

Для решения этой проблемы обратимся к теоретикам права.

Н.А. Лопашенко под иным владельцем имущества понимает законного (титульного) владельца, с ним согласны З.А. Незнамова, М.В. Фролов, И.Я. Казаченко. Другой взгляд на этот вопрос у А.Г. Безверхова, который пишет: «В примечании 1 к ст. 158 УК законодатель говорит о владельце имущества, которому причиняется ущерб хищением, но при этом особо не оговаривает вид (категорию) владения. Данное обстоятельство позволяет заключить, что для квалификации хищений не имеет значения, законно или незаконно владение, на которое посягает данное деяние».

Подобный подход, поддерживаемый некоторыми исследователями, позволяет сделать вывод, что похититель сам становится под охрану уголовного закона. По мнению А.И. Бойцова, «хищение образует изъятие имущества не только у его собственника и не только у законного обладателя, например, у лица, ранее похитившего это имущество».

Рассмотренный вопрос объекта кражи, наталкивает нас на мысль, что А.Г. Безверхов и А.И. Бойцова, неверно подходят к квалификации хищения.

В асоциальной основе преступления против собственности следует различать два аспекта - социально-экономический (фактический) и юридический. С фактической стороны преступление против собственности является деянием, нарушающим отношения принадлежности объекта собственности его собственнику. В результате его совершения собственник утрачивает фактическое обладание своей вещью и тем самым терпит материальный (имущественный) ущерб, поскольку лишается возможности реально извлекать из нее те или иные полезные ее свойства. Собственник также теряет возможность принимать решения по поводу функционирования принадлежащего ему объекта собственности. Юридическая сторона рассматриваемого преступления заключается в нарушении юридического содержания отношений собственности - субъективного права собственности. Преступление нарушает это право как юридическое благо, предоставляющее субъекту общую правовую власть над принадлежащей ему вещью. В результате его совершения собственник практически не может осуществлять свои права в отношении имущества, вышедшего из его обладания, но это не значит, что права собственника по поводу этого имущества прекращаются.

В связи со сказанным нельзя не увидеть, что незаконно выбывшая из владения собственника вещь, не теряет своей принадлежности. Значит, похититель не может быть ее владельцем и, следовательно, уголовный закон не охраняет его право владения этой вещью.

Помимо сказанного, следует отметить, что уголовный закон призван защищать исключительно позитивные, социально полезные общественные отношения, охранять права и законные интересы субъектов этих отношений. Негативные социальные отношения, противозаконные имущественные интересы он не охраняет.

Таким образом, во избежание неверного применения закона, а именно, исключения ошибочной квалификации как преступления ситуации хищения похищенного, законодателю стоит более конкретно определить понятие хищения. Возможным вариантом может быть такое определение - хищение является деянием, причиняющим ущерб собственному или иному законному владельцу имущества.

Наша позиция по вопросу хищения, уместна в случае, если речь идет об уголовно-правовой оценке действий лица, знающего, что он завладевает имуществом, приобретенным кем-либо преступным путем. В ситуации, когда вторичный приобретатель этого обстоятельства не осознает, содеянное необходимо квалифицировать (в соответствии с направленностью умысла) как покушение на хищение чужого имущества.

До настоящего времени органы предварительного расследования допускают волокиту при проведении доследственных проверок, своевременно не принимаются процессуальные решения по результатам этих проверок в связи с разными трактовками определения места совершения преступления, с использованием интернета и электронных форм платежа. Всё это влияет на реализацию конституционных прав граждан на доступ к правосудию в разумный срок, а также эффективность уголовного преследования.

В практике работы органов внутренних дел есть проблемы определения места расследования таких преступлений. В первую очередь, это связано с установлением данных и местонахождения лиц, их совершивших, по нераскрытым преступлениям рассматриваемой категории.

Нередко доследственные проверки принимают затяжной характер в связи с необоснованным направлением сообщений о преступлении из одного субъекта Федерации в другой, поскольку до настоящего времени, в разных регионах не сформировалось единого подхода по этому вопросу.

Так, одни считают местом совершения этих преступлений и местом их расследования местонахождение злоумышленника независимо от места перечисления пострадавшим денежных средств и места зачисления их на счёт виновного. Другие считают местом совершения там, где злоумышленник реально завладел денежными средствами, получив их в кредитном учреждении, сняв с банковского счета, либо считать местом совершения место постоянного проживания пострадавшего.

Однако с такой позицией трудно согласиться. В соответствии с частями 1 и 2 ст. 152 УПК предварительное расследование производится по месту совершения деяния, содержащего признаки преступления. При этом, если преступление было начато в одном месте, а окончено в другом, уголовное дело расследуется по месту окончания преступления.

В связи с этим и возникает вопрос, где же окончено мошенничество, если местонахождение злоумышленника неизвестно, и не известно где реально он завладел денежными средствами.

В соответствии с ч. 1 ст. 14 УК преступлением признаётся виновно совершённое общественно опасное деяние, запрещённое УК под угрозой наказания.

При этом обязательным признаком объективной стороны материальных составов преступлений, к которым относится и мошенничество, являются общественно опасные последствия.

По смыслу закона, а также в силу п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. N 51 "О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате" мошенничество признаётся оконченным с момента, когда имущество поступило в незаконное владение виновного или других лиц и они получили реальную возможность (в зависимости от потребительских свойств этого имущества) пользоваться или распорядиться им по своему усмотрению.

Согласно п. 12 указанного постановления как мошенничество квалифицируется безвозмездное обращение лицом в свою пользу или в пользу других лиц денежных средств, находящихся на счетах в банках, совершённое с корыстной целью путём обмана или злоупотребления доверием (например, путём представления в банк поддельных платёжных поручений, заключения кредитного договора под условием возврата кредита, которое лицо не намерено выполнять).

Исходя из этого с момента зачисления денег на банковский счёт либо абонентский счёт мобильного телефона лица, на который они были перечислены в результате мошенничества, оно получает реальную возможность распоряжаться поступившими денежными средствами по своему усмотрению, например, осуществлять расчёты от своего имени или от имени третьих лиц, не обналичивая денежные средства.

В силу развитости современных информационных и банковских технологий выход в эфир посредством мобильной связи, а также распоряжение поступившими на счёт денежными средствами, в том числе и их обналичивание, возможно в любой точке мира, где подобные услуги могут быть предоставлены.

В указанных случаях преступление следует считать оконченным с момента зачисления этих средств на счёт лица, которое путём обмана или злоупотребления доверием изъяло денежные средства со счёта их владельца, либо на счета других лиц, на которые похищенные средства поступили в результате преступных действий виновного.

Таким образом, местом окончания мошенничества будет то место, из которого перечислены денежные средства потерпевшим, так как именно в этом месте для него наступили вредные последствия.

Здесь же и должно возбуждаться и расследоваться уголовное дело. При этом необходимо разграничить места совершения преступления и места производства предварительного расследования.

Место производства предварительного расследования определяется в соответствии со ст. 152 УПК, но в законодательстве нет определения места совершения преступления. Это обусловлено невозможностью отражения в законе всех конкретных обстоятельств, которые могут иметь значение для его установления. В связи с этим место совершения преступления устанавливается в каждом конкретном случае самостоятельно правоприменителем исходя из особенностей конструкции состава преступления, характера совершённого деяния, применённых средств и способов причинения вреда охраняемым общественным отношениям.

Во многих случаях действия, входящие в объективную сторону состава преступления, могут совершаться в разных географических точках, каждая из которых, в принципе, может быть признана местом совершения преступления. Исходя из того, что объективная сторона мошенничества, как и любого хищения, заключается в противоправном изъятии чужого имущества, а также в приобретении права на чужое имущество, местом совершения преступления является место изъятия чужого имущества (например, банк, банкомат, место жительства потерпевшего).

Например, «Л» находясь по месту проживания в интернет магазине приобрел мобильный телефон осуществив платеж, перечислив денежные средства. В данном случае, с момента перечисления «Л» денежных средств злоумышленник приобрел право и возможность распорядиться деньгами по своему усмотрению, в связи с чем, обман и завладение чужим имуществом имели место по месту нахождения «Л», а поэтому выяснение места, где именно злоумышленник снял денежные средства, представляется излишним.

Таким образом, с целью избежания необоснованного перенаправления сообщений о мошенничествах между органами внутренних дел различных регионов России целесообразно возбуждать и расследовать уголовные дела именно по месту перечисления потерпевшим денежных средств.

Информация подготовлена прокуратурой Ленинского района города Севастополя Российской Федерации

До настоящего времени на различных уровнях постоянно обсуждаются вопросы своевременности принятия процессуальных решений по сообщениям о преступлениях. Нередко доследственные проверки принимают затяжной характер в связи с необоснованным направлением сообщений из одного субъекта Федерации в другой. Всё это влияет на реализацию конституционных прав граждан на доступ к правосудию в разумный срок, а также эффективность уголовного преследования. Особенно это актуально для проведения проверок и расследования уголовных дел по фактам мошенничества с использованием электронных форм платежей.

В практике работы органов внутренних дел есть проблемы определения места расследования таких преступлений. В первую очередь, это связано с установлением данных и местонахождения лиц, их совершивших, по нераскрытым преступлениям рассматриваемой категории.

Так, А. Лукинов местом совершения этих преступлений и местом их расследования предлагает считать местонахождение злоумышленника независимо от места перечисления пострадавшим денежных средств и места зачисления их на счёт виновного.

В соответствии с и УПК предварительное расследование производится по месту совершения деяния, содержащего признаки преступления. При этом, если преступление было начато в одном месте, а окончено в другом, уголовное дело расследуется по месту окончания преступления.

При этом обязательным признаком объективной стороны материальных составов преступлений, к которым относится и мошенничество, являются общественно опасные последствия.

В связи с этим мнение, высказанное А. Лукиновым, о том, что наступление общественно опасных последствий не имеет никакого значения для определения территориальной подследственности, применительно к материальным составам преступлений ошибочно.

По смыслу закона, а также в силу п. 4 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2007 г. N 51 "О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате" мошенничество признаётся оконченным с момента, когда имущество поступило в незаконное владение виновного или других лиц и они получили реальную возможность (в зависимости от потребительских свойств этого имущества) пользоваться или распорядиться им по своему усмотрению.

Согласно п. 12 указанного постановления как мошенничество квалифицируется безвозмездное обращение лицом в свою пользу или в пользу других лиц денежных средств, находящихся на счетах в банках, совершённое с корыстной целью путём обмана или злоупотребления доверием (например, путём представления в банк поддельных платёжных поручений, заключения кредитного договора под условием возврата кредита, которое лицо не намерено выполнять).

Исходя из этого с момента зачисления денег на банковский счёт либо абонентский счёт мобильного телефона лица, на который они были перечислены в результате мошенничества, оно получает реальную возможность распоряжаться поступившими денежными средствами по своему усмотрению, например, осуществлять расчёты от своего имени или от имени третьих лиц, не обналичивая денежные средства.

В силу развитости современных информационных и банковских технологий выход в эфир посредством мобильной связи, а также распоряжение поступившими на счёт денежными средствами, в том числе и их обналичивание, возможно в любой точке мира, где подобные услуги могут быть предоставлены.

В указанных случаях преступление следует считать оконченным с момента зачисления этих средств на счёт лица, которое путём обмана или злоупотребления доверием изъяло денежные средства со счёта их владельца, либо на счета других лиц, на которые похищенные средства поступили в результате преступных действий виновного.

Итак, местом окончания мошенничества будет то место, из которого перечислены денежные средства потерпевшим, так как именно в этом месте для него наступили вредные последствия.

С позицией прокуратуры Владимирской области по этому вопросу согласились и некоторые структурные подразделения Генеральной прокуратуры РФ . При этом внимание обращено на необходимость разграничения места совершения преступления и места производства предварительного расследования.

Место производства предварительного расследования определяется в соответствии со УПК, но в законодательстве нет определения места совершения преступления. Это обусловлено невозможностью отражения в законе всех конкретных обстоятельств, которые могут иметь значение для его установления. В связи с этим место совершения преступления устанавливается в каждом конкретном случае самостоятельно правоприменителем исходя из особенностей конструкции состава преступления, характера совершённого деяния, применённых средств и способов причинения вреда охраняемым общественным отношениям.

Во многих случаях действия, входящие в объективную сторону состава преступления, могут совершаться в разных географических точках, каждая из которых, в принципе, может быть признана местом совершения преступления. Исходя из того, что объективная сторона мошенничества, как и любого хищения, заключается в противоправном изъятии чужого имущества, а также в приобретении права на чужое имущество, местом совершения преступления является место изъятия чужого имущества (например, банк, банкомат, место жительства потерпевшего).