«И разделишася на двое вси чело вецы…»

Часть 1. Авраамий Палицын – сказание в назидание потомкам

В 16-17 вв. на Руси распространяются литературные произведения, утверждавшие культурно-мировоззренческое русское своеобразие, выраженное в осознании своей православной идентичности . В одном из самых древних поэтических народных произведений, «Стихе о Голубиной Книге», так описанадревнехристианская природа русского государства:

«Голубиная книга», Николай Рерих,

1922 г.

Возговорит премудрый царь, Премудрый царь Давыд Евсеевич:

«Ой ты, гой еси, Володимир-князь, Володимир-князь Володимирович!

Не могу я прочесть книгу Божию. Уж мне честь книгу – не прочесть Божью:

Эта книга не малая, …. Великая книга Голубиная!

Я по старой по своей по памяти расскажу вам, как по грамоте:

У нас белый вольный свет зачался от суда Божия

Солнце красное от лица Божьего, Самого Христа, Царя Небесного;…

Ночи темные от дум Господних, зори утренни от очей Господних,

Ветры буйные от Свята Духа, дробен дождик от слез Христа,

Самого Христа, Царя Небесного. У нас ум-разум самого Христа,

Наши помыслы от облац небесныих, У нас мир-народ от Адамия,

Кости крепкие от камени, телеса наши от сырой земли,

Кровь-руда наша от черна моря…

Стих сложился, по мнению большинства исследователей, еще в эпоху Киевской Руси, но замечания о «Белом царе » скорее всего были внесены в него в 16 веке.

…Он принял царь веру хрещенную,

Хрещенную православную,

Он и верует единой Троице.

ТАКОВ БЫЛ ОБРАЗ ИДЕАЛЬНОГО ПРАВИТЕЛЯ РУСИ И ИДЕАЛЬНОГО ПРАВОСЛАВНОГО НАРОДА, СОЗДАННЫЙ ДРЕВНЕРУССКИМ ПОЭТИЧЕСКИМ ВООБРАЖЕНИЕМ...

* * * * * * * *

Православная Русь с ее огромными богатствами, обширными землями, терпеливым народом была объектом хищнической зависти со стороны ханов, князей и королей, вынашивавших планы захвата богатой добычи с помощью хитроумных политических стратегий и открытой агрессии.

В начале 17 века в России случилось множество несчастий и войн. Со смертью сыновей Ивана Грозного – Дмитрия (в 1591 г.) и Федора (в 1598 г.) – начался в России период «смутного времени». В 1598 г. на российский трон был возведен Борис Годунов. В его правление из-за трехлетнего неурожая, вызванного природными катаклизмами, случился страшный голод (1601-1603 гг.), породивший упадок, недовольство и восстания.

Воспользовавшись политической и экономической нестабильностью в русской жизни, Запад решил реализовать свои захватнические «проекты», и в период с 1609 по 1618 гг. Россия была ввергнута в хаос войны, беззакония и распада.

Из учебников нам известно, что Россия в 17 в. пережила эпоху самозванцев, посланных с Запада, а также польское нашествие, разгромленное народным ополчением Минина и Пожарского. Однако не все в русской истории того периода было так однозначно, и имена многих героев преданы забвению.

Авраамий Палицын – стратег и исследователь несчастий земли русской

В русской истории немало ярких личностей, о которых сегодня почти ничего не известно, но которым Русь обязана победами и славой.

В 1620 г. появляется произведение Авраамия Палицына «Сказание о осаде Троицкого Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах, сочинённое оного же Троицкого монастыря келарем Авраамием Палицыным». Первые шесть глав этой книги составляет «История в память впредЪидущим родом» – летописное сочинение, описывавшее события 1584-1618 годов. Возможно, эти главы написаны архимандритом Троице-Сергиевой лавры Дионисием в 1610 - 1613 гг. и позднее отредактированы и дополнены Авраамием Палицыным. Так или иначе, вся книга представляет собой цельное сочинение – и по форме, и по содержанию, и по духу.

* * * * * * * *

Личность автора «Сказания» заслуживает особого внимания. Авраамий – келарь (эконом) Троице-Сергиевской Лавры,дворянин по происхождению. До принятия монашества Авраамий – воевода Аверкий Палицын – был «государевым посланником» на Русском Севере. Этот государственный деятель, постриженный, по причине опалы со стороны Годунова, в монахи в Соловецком монастыре, а позднее переведенный в Троице-Сергиевскую

Худ В.М.Васнецов. «Архимандрит Троицкой лавры преподобный Дионисий вместе с келарем Амвросием Палицыным диктуют грамоту о собрании народного ополчения для освобождения Москвы от Поляков»

Лавру, был одним из тех, кому Россия обязана победой в борьбе с польскими захватчиками в 1609-1618 гг.

Грамоты, написанные Палицыным и настоятелем монастыря Дионисием, рассылались в разные города, призывая всех патриотов к единению и борьбе с «иноплеменными»: «Поспешите немедленно к царствующему граду на богомерских польских и литовских людей и на русских изменников ко отмщению крови христианской». Эти грамоты подняли на борьбу и нижегородцев, в результате чего земский сход Нижнего Новгорода во главе с Кузьмой Мининым выдвинул инициативу создания ополчения.

Палицын оказывал реальную помощь ополчению Минина и Пожарского. Т роицкие монахи поставляли русскому войску порох, свинец и другие припасы, посылали воинов в ополчение.

Авраамий в своем сочинении рассказывает, что троицкие старцы во главе с архимандритом Дионисием должны были подталкивать к действиям Дмитрия Михайловича Пожарского, проявлявшего нерешительность и медлительность. Серьезной проблемой были и раздоры в неоднородной среде ополченцев. Авраамий описывает, как вынужден был сам поехать в Ярославль, чтобы уладить споры в войске ополченцев. «Моление старца» оказало благотворное влияние на мятежников – они объединились вокруг Д. Пожарского и К. Минина и «поидоша под царствующий град».

Гавриил Попов в своей работе «Уроки смутного времени », цитируя историка С. Кедрова, рассказывает о той роли, которую сыграл Палицын в организации похода Пожарского на Москву. «Историк отмечает: "Несомненно, нужна была большая сила ума и воли, чтобы развеять все сомнения Пожарского... Неизвестно также, сколь долго бы простоял Пожарский в Ярославле, если бы не ходатайство Палицына... это ходатайство и было главным побуждением к выступлению Пожарского из Ярославля". 26 июля 1612 года Палицын приезжает к Пожарскому, а 18 августа Пожарский выступил на Москву».

«Палицын понимал, что без единства Московской Руси не выстоять, и прилагал все усилия для устранения противоречий в русском обществе. «Надо было "мирить" бояр друг с другом. Бояр мирить с дворянами. И тех и других - с горожанами. Ополченцев из русских городов - с отрядами из Казани. Русских - с поддерживающими их татарами и другими народами Московского государства... Но главное – мирить бояр и дворян с крестьянами, с их ударной силой – казаками. Надо было объединить всех, кто в годы Смутного времени метался… Его умение найти согласие – общепризнанно: "Чтобы всем быти в совести и соединении, и друг друга не побивати и не грубити, и дури ни над кем не чинити".

Когда в отчаянии Трубецкой просит помощи, Палицын приказывает вынуть из уже заряженных пушек Троицева монастыря заряды и послать их казакам в Москву. Риск для Троицы гигантский, но судьба вершилась в Москве.

А.П. Сафонов (1852-1913)

Келарь Авраамий Палицын в стане казаков трубецкого под Москвой (24 августа 1612 г.)

Когда в решающий момент сражения в Москве казаки действовали неактивно, и в разгар сражений с гетманом Хоткевичем отказались поддерживать Д. Пожарского. Пожарский вызвал Палицына из обоза и сказал: "Мы не можем быть без казаков". «Келарь же, услышав это, скоро пошел в полки и увидел князя Дмитрия и Козьму Минина и многих дворян плачущихся; и умоляли они старца, чтобы он пошел в станы казачьи... Сие же, слышав келарь.., яко забыв старость, скоро пошел к казакам, к острожку Климента».

Палицын добрался до казаков и сказал: "От вас, друзья, началось доброе дело. Вы первые крепко стали за истину и православную веру. Вы, и никто другой, сражаясь за веру и отечество, многие раны приняли, голод и нищету претерпели. Слава о вашей храбрости, о вашем мужестве, как гром, гремит в ближних и дальних государствах. Что же? Неужели то доброе дело, которое от вас началось и вами продолжилось, вы теперь одною минутою погубить захотите! Неужели ваши раны и ваши труды должны пропасть теперь даром? Идите, сражайтесь, Бог поможет вам!" «Услышав это, все многочисленное воинство казаков внезапно умилилось, впало в страх Божий, и скоро устремилось ко врагам на бой».

«Не только речами вдохновлял Палицын казаков. Он пообещал им громадную сумму - тысячу рублей из монастырской казны. Таких денег у Троицы не было. И тогда Палицын принял решение, выдающееся по мужеству для инока, для келаря и просто для верующего человека. Он велел снять в монастыре ризницу и послать казакам: сосуды служебные – золотые и серебряные, ризы, стихари, поручи, пелены, саженные жемчугом и украшенные драгоценными камнями, и т. д. Все это - в залог обещания передать тысячу рублей…. Однако казаки были так тронуты, что тут же избрали двух атаманов и отправили их назад в монастырь с ризницей и грамотой: "не взявши Москву, не уйдем".

Именно казакам, а вернее, последовательному курсу Палицына на союз с казаками обязан Кремль тем, что спустя восемнадцать месяцев после захвата поляками он снова стал русским».

В 1618 Авраамий Палицын возглавил оборону Троице-Сергиева монастыря от польского королевича Владислава. Но в 1619 году, из-за неприязни патриарха Филарета, возвратившегося в Россию из Польши, Авраамий был вынужден уехать в Соловецкий монастырь. Там, на святой земле, он написал свою книгу – важнейшее свидетельство эпохи; там же он завершил свой земной путь 13 сентября 1626г.

* * * * * * *

Некоторые современные исследователи обвиняют Палицына в том, что, описывая события, он преувеличил значение Лавры и особенно свою собственную роль в организации ополчения и освобождении Москвы. Утверждается, что его сочинение написано ради самовосхваления. Такая точка зрения может быть выдвинута лишь критиком, которому самому недоступно чувство острой, неизбывной боли за судьбу разоренной родины. Человеку масштаба Авраамия Палицына не было нужды самоутверждаться, приписывая себе славу товарищей, погибших за Родину в смертном бою.

ЗА ЧТО СТРАДАЕТ РУССКИЙ НАРОД?

ПОЧЕМУ ВДРУГ ВЕЛИКАЯ РОССИЯ, ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ СПЛОТИТЬСЯ ПОД БРЕМЕНЕМ ЖЕСТОКИХ ИСПЫТАНИЙ, – РАСПАЛАСЬ И «ПОБРЕЛА РОЗНО»?

ПОЧЕМУ НА РУССКИЕ ПРОСТОРЫ, СЛОВНО СТАЯ ЗВЕРЕЙ, ВЫРВАЛАСЬ ТОЛПА ЖЕСТОКИХ И АЛЧНЫХ БЕЗУМЦЕВ, И, ОТРИНУВ ХРИСТОВЫ ЗАВЕТЫ, РАДИ НАЖИВЫ И УТЕХ СТАЛА ПРЕДАВАТЬ ГИБЕЛИ СООТЕЧЕСТВЕННИКОВ, ПОДОБОСТРАСТНО ЗАИСКИВАЯ ПЕРЕД КУЧКОЙ ИНОЗЕМЦЕВ, ПРЕЗИРАЮЩИХ ЭТУ СТАЮ «ИЗМЕННИКОВ» И ПОМЫКАЮЩИХ ЕЮ?

Вот какие вопросы ставил Палицын, нарисовавший яркую и страшную в своей правде картину разложения народа, массового предательства и падения государства.

В хронике событий он показал и другую часть русского народа – героев, истинно православных людей, и простых и знатных, в отчаянном порыве одинаково жертвовавших своими жизнями ради спасения Отечества.

Палицын писал свое «сказание» в назидание потомкам, в надежде на то, что они, прочитав страшную летопись, извлекут из нее уроки – чтобы «в сяк возраст да разумеет, и всяк да приложит ухо, дабы услышать, из-за каких грехов наших попустил Господь Бог наш праведное свое наказание всей России – из конца в конец , и как весь Славянский народ впал в смуту, и все места по России огнем и мечом поедены были …»

Печаль о России

Плач о погибшей Родине слышится в « Сказании вкратце о разорении царствующаго града Москвы» из главы 71 сочинения Авраамия Палицына:

«Кто не восплачется и не возрыдает, и теплых слез источники не прольет, даже если он и каменносердечен и жестокосерд, о великом сем царствующем граде, который прежде казался всем, воочию зрящим его, настолько великим, превысоким, прекрасным и всем любезным!

царствовали в нем и обладали им благочестивые и великие цари, и стоял он, огражденный не только крепкими и высокими стенами, но и крепкими оруженосцами, и храбрыми ратоборцами, и премудрыми мужами, а более всего – святыми церквами с многоцелебными мощами святых…

и преклонялись ему многие государства,

богатством же и славою и многонародным множеством и превеликим пространством не только в России, но и во многих ближних и дальних государствах прославляем и удивляем был царствующий этот город Москва, названный новым Римом,

и, на удивление, - как могло случиться, что в один час он пал, огнем и мечом погубленный?

И сбылось для нас слово премудрого Соломона, который говорил: злодеяние и беззаконие опрокинет престолы сильных .

Правда же и любовь все созидает, и воедино соединяет; неправда же, - и прежняя, и заново творимая, - разоряет и сокрушает. Вот воистину благой совет!

… Если это так, то великий царствующий Константин-град не из-за беззакония ли и неправды пленен был? Также знаем мы, отчего и рядом с Россией великое царство татарское пришло в упадок и запустение.

Так же стало и с царствующим градом Москвою за премножество беззаконий наших.

Ho если те государства по пленении своем не смогли восстать заново, то царствующий град Москва не таков:

за беззакония наши и многочисленные грехи наказал нас немного Господь; по милости же своей сильно возлюбил и помиловал.

Лишь, когда свершив беззакония, мы смиримся и зашатаемся, как пьяные, и приблизимся к вратам смертным, и возрыдаем, взывая к Господу, – вот тогда он услышит нас, и от бед наших избавит нас…

И РАСКАЯСЯ ПО МНОЖЕСТВУ МИЛОСТИ СВОЕЯ, И ПОРАЗИ ВСПЯТЬ ПЛЕНУЮІЩИХ НАС ВРАГОВ НАШИХ».

(«Сказание…», Издание 2, Москва, в Синодальной типографии, 1822 г., стр. 243-245).

«Начало беды во всей России»

Царь Борис Федорович Годунов

Портрет 17 в.

Свое летописание автор начинает рассказом о том, как после смерти «благочестивого и храброго» «Ивана Васильевича всея Руси Самодержца» пришел к трону сын его Федор Иванович, а за ним – «брат царицы его Ирины» Борис Годунов, захватил власть, «словно Иосиф во Египте».

Борис вел свою родословную от татарского князя Чета, приехавшего на Русь во времена Ивана Калиты. Его отец Федор Иванович Годунов, по прозвищу Кривой, был небогатым помещиком. Вероятно, нецарское происхождение Годунова было причиной того, что он не был носителем той врожденной ответственности за судьбу страны, которая определила бы соответствующий масштаб мышления, нравственные посылы и стиль правления. Хоть и « разумен был Борис во царских правлениях, но писания Божественного не навык». В отходе от истинной православной веры и царя, и народа, по мнению автора, кроется причина всех бед, постигших Русь.

Приходу Годунова к власти сопутствовали страшные события – прежде всего, убийство молодого царевича Димитрия и массовое, жестокое наказание жителей Углича за то, что они посмели расправиться с убийцами царевича. Палицын рассказывает и о популизме Годунова, который воспользовался страшным пожаром, возникшим в Москве и других «городах и посадах», и быстро ввел в политическую практику подкуп, лесть, корыстные мотивации и устранение несогласных:

«И многие погорельцы припадали к ногам Борисовым; он же всем повелел на челобитных с прошением подписывать все, что угодно, и повелел давать погорельцам из царской казны не сколько необходимо, а вдвое и втрое больше просимого на домовное строение.

Боярам же и иным служителям из царских палат велел брать неограниченно не только на строительство дома, но и на что кто хочет; купцам же и всякой черни повелел выдавать льготные и белые грамоты.

И так он всенародное Московское множество и жителей других городов ввел в кротость; и вместо того, чтобы давать ему советы, воздавали ему великие хвалы».

Бояре и «весь чин воинствующих» не думали о том, «что будет воздаяние такову греху». Большинство из них было «ослеплено имением многим, и трапезами сладкопитательными; тех же, которые боролись за правду, в пределы дальние отсылали».

Во время коронования Борис Годунов обещал: «Бог свидетель сему, никто не будет в моем царстве нищ или беден ». В ПОСЛЕДУЮЩИЕ ВЕКА ПРОПАГАНДИСТСКИЙ ПРИЕМ «ОБЕЩАЙТЕ, ОБЕЩАЙТЕ!… » СТАЛ ВЕСЬМА РАСПРОСТРАНЕННОЙ ТЕХНОЛОГИЕЙ ОБОЛВАНИВАНИЯ МАСС.

Автор «Истории» рассказывает о том, как царь Борис скоро сменил обещанную заботу о бедных и нищих на жестокость и насилие, как стал подозрительным и создал тотальную систему доносов. Греховно было поведение Бориса, стремившегося укрепить свою власть и «утвердить на престоле семя свое»; греховно было разорение старинных родов на потребу новоявленной знати: « И в изгнание их отправил, а иных многих погубил» или в благодарность холопам за доносы: « С великим же опасением друг с другом говорили, - и брат с братом, и отец с сыном; а, закончив беседу, заклинали друг друга страшньми клятвами не рассказывать ни о великой, ни о малой вещи, о которых разговаривали».

Очень трудно было противостоять политике царя: «Все неповинно скорбящие [ о том, что происходило ], разумные люди из тех, кто был в царских палатах, истреблялись , и сильных в рассуждении далеко прогоняли».

Предав идеалы православия, Борис растлил русское общество, и строительство церквей на «прикупные» деньги не спасло его от всеобщей ненависти:

«Осквернил же Царь Борис неправедным прибытком все дани свои: [распространил ] в прикуп корчмы с их пьянством, душегубством и блудом; и во всех городах чрезмерно много было кабаков и иных откупов, которые он отдавал по высокой цене; да тем милостыню творит, и церкви строит , и вместо благословения – клятва, а вместо благочестия – злоба.

И из-за всех этих дел, которые творил Борис, был ненавистен он всему миру , и тайком все поносили его и за кровь неповинных, и за разграбление имений, и за нововводимые дела».

Худ. Б.Чориков. Голод при Борисе Годунове

И был он добрым и последовательным потаковником арменской и латинской ересей, и были они им очень любимы; и старые мужи бороды свои постригли, переменившись в юношей.

Над всем же этим [господствовало ] объедение и пьянство великое ; и впали в блуд , и в лихву [ чрезмерная корысть, ссудный процент ] , и в неправды, и во все злые дела ».

* * * * * * *

За все грехи и беззакония « излияние гнева быстрое было от Бога». За неповинные жертвы и корыстолюбие Бог покарал Русь смертельным трехлетним голодом, который лишь в одной Москве унес больше 127 тысяч жизней.

Страшные картины рисует Авраамий Палицын: « Тогда было в царствующем граде боле четырех сот церквей, у всех их неведомо сколько погребли голодных христолюбцев; так же было во вcех городах и селах, никто сказать не может, сколько [было погребено ]: нет сему постижения.

И псам, и зверью, и птицам небесным в изобилии была эта пища. И если бы не погребали людей по царскому повелению, то всяко бы от смрада мертвости, и oт снедения псов возсмерделся бы царствующий град…

И если бы Господь не прекратил дней тех, то уже начали бы и друг друга есть».

Первый голодный год ничему не научил людей, и они «беззаконие к беззаконию приложили». Из богатых домов изгонялась прислужники и «рабы», чтобы избавиться от лишних ртов; «и не только челядь, но и родственников и ближних своих не щадили, и не призрели их, когда те умирали от голода». Были разорены многие боярские дома, и запрещалось принимать людей опальных бояр на службу. Не все оставшиеся без крова нашли способ пропитаться – кто ремеслом, кто милостыней родственников. Смерть косила людей повсюду.

Многие, лишенные крыши над головой и куска хлеба, особенно те, кто был обучен воинскому делу, стали разбойничать и позднее пополнили ряды войска Ивана Болотникова: «Более двадцати тысяч этих воров обреталось в течение долгого времени в осаде в Сидении в Калуге и в Туле, кроме тамошних собравшихся старых воров ». Таково было «начало разбойничества по всей России».

* * * * * * *

Со всех концов России голодный люд шел в Москву, «желая пропитаться царевой милостыней», ибо «великая слава шла о милостыне той», но «приходя, погибали от скудости пищи». В это же время другие обогащались, и, как предсказывали «отцы Богоносные», «ко второму идолослужению склонились люди: все, имевшие серебро и золото, сосуды и одежду, отдавали их на закупов [ закуп – наемный работник, получивший ссуду и попавший в зависимость ], и собирали в свои закрома все семена всякого хлеба, и получали прибыль десятикратно и более». Житницы их были «неистощены», и гумна «перенаполнены», и запасов хватило бы «до четырех надесять лет». Но не собирались богачи делиться с голодными, а для тех, кто пытался посягнуть на их хлеб, «мечю на выи [ шея ] всегда у всех належащу ».

Голландский дипломат Исаак Масса писал, что «…запасов хлеба в стране было больше, чем могли бы его съесть все жители в четыре года… у знатных господ, а также во всех монастырях и у многих богатых людей амбары были полны хлеба, часть его уже погнила от долголетнего лежания, и они не хотели продавать его; и по воле божией царь был так ослеплен, невзирая на то, что он мог приказать все, что хотел, он не повелел самым строжайшим образом, чтобы каждый продавал свой хлеб».

Такое асоциальное поведение царя и знати легло темным пятном на все общество: «На всей России был грех , и от него больше пострадали, чем от чужеземцев; во время искушения гнева Божия не пощадили братию нашу, хлеб и блага для себя припрятали; так же и нас не пощадили враги наши».

* * * * * * * *

Пока русские люди умирали от голода, Борис чрезмерно пекся об укреплении отношений с иностранными государствами – привечал иностранных купцов, организовывал брачные союзы с иноземцами и «искал у соседей силы и славы для себя». Автор указывает на ошибочную политику Бориса в отношении иностранцев, преклонение перед ними и чрезмерное на них полагание:

«Царь же Борис, желая славою своею, а не яростью, в будущем закрепить за собой того врага [ в качестве союзника, ногайского князя, как и других правителей ], и повелел в свою царскую сокровищницу вести его и показать все, чем Цари Российские владели, и если что понравилось ему, то невозбранно отдать. Чем обернулось такое величание, нам показало время, когда все эти враги совесть сердца своего словами передали, и мы познали, какова распалившаяся зависть сердца их».

* * * * * * * *

«История» Авраамия Палицына перекликается с другим сочинением того времени – «Плачем о пленении и о конечном разорении Московского государства»: «Кто от правоверных не восплачет, или кто рыдания не исполнится, видя пагубу и конечное падение такого многонародного государства, христианскою верою святого греческого от Бога данного закона исполненного, и, яко солнце на тверди небесней, сияющего и светом илектру подобящаяся?».

Автор с горечью вспоминает о былой славе Родины, ее богатстве, могуществе и процветании. Он удивляется, почему милость Божья и заступничество Богородицы оставили Русь, за что обрушились неисчислимые бедствия? Автор дает ответ на этот вопрос: «Правда в человецех оскуде, и воцарися неправда, и всяка злоба и ненависть, и безмерное пиянство, и блуд, и несытное мздоимание, и братоненавидение умножися; яко оскуде доброта, и обнажися злоба, и покрыхомся лжею». За это и был наказан русский народ.

* * * * * * *

С ТРАШНЫЙ ГРЕХ РУССКИХ ЛЮДЕЙ, ПО МНЕНИЮ АВРААМИЯ, – ЭТО ИХ БЕЗРАЗЛИЧИЕ И К СУДЬБЕ ГОСУДАРСТВА, И ДРУГ К ДРУГУ. Развращенные подачками, неправедно нажитым богатством и снятием моральных запретов люди оскудели верой и забыли о своем христианском долге.

«За все эти злые и лукавые наши дела голодом наказал нас Господь; мы же не только к нему не обратились, но в злейшей гордости возвысились, впали в горшие и злейшие грехи – и не только простые люди, но и чин священствующих. Много и иного зла в нас содеялось… тогда внезапно, по гласу Апостола, пришло на нас всегубительство ».

ВЕЛИКАЯ «СМУТА» ПОЧТИ НА ДВА ДЕСЯТИЛЕТИЯ ОБЪЯЛА РУСЬ, ВВЕРГНУВ ЕЕ В ВОЙНУ, РАЗДОР И УПАДОК...

СКАЗАНИЕ АВРААМИЯ ПАЛИЦЫНА

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПЕГИ И ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВСКОГО И ИНЫХ МНОГИХ

В год 7117-й (1609), в царство благоверного и христолюбивого царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси и при святейшем патриархе Гермогене Московском и всея Руси, и при архимандрите пресвятой и пребезначальной Троицы Сергиева монастыря Иоасафе и при келаре старце Авраамии Палицыне, по попущению божию за грехи наши сентября в 23 день в зачатие достойного чести и славы пророка и предтечи, крестителя господня Иоанна, пришли под Троицкий Сергиев монастырь литовский гетман Петр Сапега и пан Александр Лисовский с польскими и с литовскими людьми и с русскими изменниками по Московской дороге.

И когда был он на Клементьевском поле, находившиеся в осаде люди, выйдя за стены, конные и пешие, великий бой с ними совершили, и по милости пребезначальной троицы многих литовских людей побили, а сами в город здравыми возвратились.

Богоотступники же, литовские люди и русские изменники, это увидев, закричали мерзкими голосами, быстро и грозно обходя со всех сторон Троицкий Сергиев монастырь. Архимандрит же Иоасаф и весь освященный собор со множеством народа вошел во святую церковь святой живоначальной Троицы, к образу пресвятой богородицы и многоцелебным мощам великого чудотворца Сергия, молясь со слезами об избавлении. Городские же люди, находившиеся вокруг обители, слободы и разные службы предали огню, чтобы не было врагам ни жилища, ни укрытия в них. Гетман же Сапега и Лисовский, рассмотрев места, где им с войском своим стоять, и разделившись, начали строить себе станы и поставили два острога, а в них возвели многие укрепления и все пути к обители заняли, так что никто не мог пройти мимо них в дом и из дома чудотворца.

ОБ УКРЕПЛЕНИИ ОБОРОНЫ

Бывшие же в осаде воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий да Алексей Голохвастов, и дворяне решили с архимандритом Иоасафом и с соборными старцами, что следует укрепить стены обороной и всех людей привести к крестному целованию, и главными быть старцам и дворянам, и разделить городские стены, и башни, и ворота, а орудия установить по башням и в подошвенных бойницах, чтобы каждый из них знал и охранял свою сторону и место и все, что для брани потребно, приготовил, и с идущими на приступ людьми бился бы со стены, а со стен на иную ни на какую службу да не сходил бы. А на вылазку и в подкрепление к тем местам, где будет приступ, людей особо отделяют.

В праздник же, светло торжествуемый, памяти преподобного отца нашего Сергия-чудотворца, сентября в 25 день, не было той ночью ничего другого от городских людей слышно, кроме воздыхания и плача, поскольку многие, надеясь, что вскоре минует великая эта беда, сбежались из окрестных мест.

И такая теснота была в обители, что не было места свободного. Многие же люди и скотина остались без крова, и бездомные тащили всякое дерево и камень на создание прибежищ, потому что осени время настало и зима приближалась. И друг друга отталкивали от вещи брошенной, и, всего потребного не имея, все изнемогали; и жены детей рожали перед всеми людьми. И невозможно было никому со срамотою своею нигде скрыться. И всякое богатство не береглось и ворами не кралось, и всякий смерти просил со слезами. И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти, восплакался бы, потому что исполнилось на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваши светлые в плач вам преложу и в сетование, и веселие ваше в рыдание». < ... >

О КРЕСТНОМ ЦЕЛОВАНИИ

Когда же завершились всенощное славословие и молебен, тут же собралось множество народа, и по совещании начальников и всех людей было крестное целование, что сидеть в осаде без измены. Первыми воеводы князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов целовали животворящий крест господень у раки чудотворца, а затем также и дворяне, и дети боярские, и слуги монастырские, и стрельцы, и все христолюбивое воинство, и все православные христиане. И с той поры было в городе братолюбие великое, и все с усердием без измены бились с врагами. И тогда литовские люди поставили стражу многую вокруг Троицкого монастыря, и не было проходу ни из ограды, ни в ограду. < ... >

О ПОСТАВЛЕНИИ ОКОЛО ГОРОДА СТЕНОБИТНЫХ ПРИСПОСОБЛЕНИИ

Того же месяца в 30 день богоборцы Сапега и Лисовский, < ... > увидев, что не покорились им люди в городе, и исполнившись ярости, повелели всему своему литовскому и русскому воинству приступить к стенам со всех сторон и начать бой. Городские же люди бились с ними крепко. Сапега и Лисовский повелели туры прикатить и орудия поставить. И той ночью туры многие прикатили и орудия поставили. Первые за прудом на горе Волокуше; вторые тоже за прудом возле Московской дороги; третьи за прудом же в Терентьевской роще; четвертые на Крутой горе против мельницы; пятые туры поставили на Красной горе против Водяной башни; шестые поставили на Красной же горе против погребов и пивного двора и келаревых келий; седьмые по Красной же горе против келарских и казенных палат; восьмые же в роще тоже на Красной горе против Плотничьей башни; девятые туры поставили на Красной же горе возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. И возле туров выкопали ров большой: из рощи от Келарева пруда и до Глиняного оврага, и вал высокий насыпали, так что по тому валу конные и пешие люди ходили.

О НАЧАЛЕ СТРЕЛЬБЫ ПО ГОРОДУ

Месяца октября в 3 день начали бить из-за всех туров, и били по городу шесть недель беспрестанно изо всех орудий, и из верховых, и раскаленными железными ядрами. Обитель же пресвятой и живоначальной Троицы покрыта была десницею вышнего бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в ямы выгребные, а раскаленные железные ядра из деревянных домов не успевшими вреда причинить извлекали. А какие застрявшие в стенах и не заметят, те сами остывали. Но воистину дело то было промыслом самого превечного бога вседержителя, который творит преславное ему известными неизреченными своими путями. Бывшие же на стенах города люди, не имея возможности стоять, прятались за стены: ибо из рвов и из углублений в промежутки между зубцами прицелены были пищали. И так люди стояли неотступно, ожидая приступа, и ради того одного и крепились. А кто был в башнях у орудий, тем великая беда была и мучения от стрельбы. Ибо стены городские тряслись, камни рассыпались, и все жестоко страдали. Но удивительно при этом устраивалось богом все: во время стрельбы видели все, как плинфы рассыпались и бойницы и стены сотрясались, ибо по одной мишени с утра и до самого вечера велась стрельба, стены же все нерушимы пребывали. Сообщали часто об этом враги, говоря: «Видим всегда при стрельбе огонь, исходящий от стен, и удивляемся тому, что не от камня, а от глины искры сыплются».

И были в городе тогда теснота большая, скорбь, беды и напасти. И у всех тогда оказавшихся в осаде кровью сердца кипели, но полезного дела, которое они начали, они не прекращали. Смерти они ожидали, но на господа бога упование возлагали и всячески врагам сопротивлялись. А еще ругались богоборцы-лютеране, собачьими своими языками богохульные слова говоря, чтобы не имели они никакой надежды на господа бога. «Не сможете вы, - говорили они, - избежать рук наших никак». Так же поносили они имя великого чудотворца Сергия, и иной многий и богохульный вздор говорили. < ... >

О РВЕ И ПОДКОПЕ

Того же месяца октября в 6 день они повели ров из-под горы от мельницы возле надолб на гору к Красным воротам и к надолбам, покрывая досками и засыпая их землей. И довели ров на гору против Круглой башни.

Того же месяца в 12 день от того рва они повели подкопы под круглую угловую башню против Подольного монастыря.

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ, О ПИРШЕСТВЕ И ОБ ИГРАХ

Того же месяца в 13 день Сапега устроил пир великий для всего войска своего и для крестопреступников, русских изменников. И весь день бесились они, играя и стреляя, к вечеру же начали скакать на конях своих многие люди со знаменами по всем полям по Клементьевским и по монастырским около всего монастыря. Потом и Сапега из своего табора вышел с большими полками вооруженными и стал со своим полком у туров за земляным валом против погреба, Келарской и Плотничьей башен и до Благовещенского оврага, а Лисовского Александра полки - по Терентьевской роще до Сазанова оврага и по Переяславской и по Угличской дороге, по-за Воловьим двором до Мишутина оврага. Из орудий же из-за всех туров, из многих пушек и пищалей по городу били они беспрестанно.

О ПРИХОДЕ ПЕШИХ ЛЮДЕЙ К ГОРОДУ

Ночью же той в первом часу множество пеших людей литовских и русских изменников устремились к монастырю со всех сторон с лестницами и со щитами и с турусами рублеными на колесах, и, заиграв во многие трубы, начали они приступ города. Горожане же бились с ними со стен городских, также били из многих пушек и пищалей и, насколько могли, много побили литвы и русских изменников. И так милостью пребезначальной троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда близко к городу подойти и никакого вреда городу причинить. Они же, безрассудством своим загубив многих людей своих, отошли от города. Турусы же, и щиты, и лестницы побросали. Наутро же из города вышедшие все их в город внесли и предали огню, пищу на них готовя.

Литовцы же и русские изменники, вновь таким же образом приходя, досаждали горожанам, нападая на город семь дней без отдыха. А иногда подъезжали к городу со страшными угрозами и руганью, иногда же, льстя, уговаривали сдать город и показывали множество воинов, чтоб убоялись горожане. И чем больше враги пугали их, тем больше бывшие в городе укреплялись против них. И так окаянные лютеране и русские изменники понапрасну трудились и ни в чем не преуспели, но только своих многих погубили. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ И О ПОИМКЕ ПАНА БРУШЕВСКОГО

Воеводы князь Григорий и Алексей со всем христолюбивым воинством, отпев молебен соборно, устроили вылазку на Княже поле в Мишутинский овраг на заставы ротмистра Брушевского и на Суму с товарищами. И божьею помощью заставу побили и ротмистра Брушевского Ивана взяли, а ротмистра Герасима на Княжом поле и заставу его побили, а Сумину роту гнали, побивая, до Благовещенского оврага. Враги же, увидев своих поражение, вскоре пришли многими полками, конные и пешие. Городские же люди, мало-помалу отходя, вошли все в город здоровыми и совершенно невредимыми. Архимандрит же и освященный собор, отпев молебны со звоном, благодарственные хвалы воздали всемогущему богу. Брушевский же пан при допросе под пыткой сказал, что подлинно ведут они подкопы под городскую стену и под башни. А под какое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает. «А хвалятся-де наши гетманы, что возьмут замок, Сергиев монастырь, и огнем выжгут, а церкви божий до основания разорят, а монахов всякими различными муками замучат, а людей всех побьют, а не взяв монастыря, прочь не отойдут. Хоть и год стоять, или два, или три, а монастырь решили взять и до запустения низложить».

Богоборцы тогда разъярились сильно и начали горожанам сильно досаждать и залегли по ямам и по плотинам прудовым, не давая городским людям ни воды зачерпнуть, ни скота напоить. И была в городе теснота и скорбь великая, и волнение было великое среди осажденных людей.

Воеводы же, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом, с братией и со всеми воинскими людьми, повелели в городе под башнями и в нишах стенных копать землю, а троицкому слуге Власу Корсакову делать частые слухи, ибо тот был в этом деле очень искусен. И за это дело взялись. А вне города от Служней слободы повелели глубочайший ров копать. Когда же в начале первого часа дня литва увидела копающих ров, внезапно прискочило ко рву множество пеших литовцев, хорошо вооруженных, и начали они жестоко побивать православных христиан. Из города же прицелены были на то место пушки и пищали многие, и побили литвы много. К тому же из города поспешили многие воинские люди, и множество литовцев побили, и многих живыми взяли, и в город ввели. Литве же не понравились из города частые поминания, и, тыл показав, вспять они возвратились.

О ДОПРОСЕ ПЛЕННЫХ И О ЧИСЛЕ ВОИНСТВА ЛИТОВСКОГО И ИЗМЕННИЧЬЕГО

Воеводы же новопойманных языков повелели пытать и допрашивать, расспрашивая их с пытками о замыслах их и о числе их воинства. Они же сказали, что действительно гетманы их надеются город взять подкопами и упорными приступами. А подкопы повели под башни и под городскую стену уже октября в 12 день. А к какому месту ведут, того они не знают. А командующих панов с Сапегою: князь Константин Вышневецкий, да четыре брата Тышкевичи, пан Талийский, пан Велемовский, пан Козоновский, пан Костовский и других двадцать панов; а ротмистров: Сума, Будило, Стрела и других тридцать ротмистров; а воинских людей: с Сапегою - польские и литовские люди, наемники подольские, гусары русские, прусские, жемоцкие, мазовецкие, а с Лисовским - дворяне и дети боярские из многих разных городов, татар много, и казаки запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским - до тридцати тысяч, кроме черни и пленных.

О ПОБИЕНИИ ГОРОДСКИХ ЛЮДЕЙ И ОБ УЖАСЕ ВЕЛИКОМ В ГОРОДЕ

Месяца ноября в 1 день, на память святых бессеребреников Козьмы и Дамиана, во втором часу дня, из города устроили вылазку конными и пешими людьми на литовских людей. Бог же попустил грехов ради наших, и потому расхрабрились на нас враги и многих городских людей побили и поранили, постаравшихся положить головы свои за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия. И в том бою убили почтенного слугу Копоса Лодыгина из пушки, и дал ему бог в иноческом чину преставиться. Тогда же на вылазке грехов ради наших побили и поранили троицких всяких людей сто девяносто человек, да в плен взяли в подкопном рве старца священника Левкию, да трех служилых людей, да московского стрельца, да двух клементьевских крестьянских детей.

Архимандрит же раненых постричь повелел, и, причастившись тела и крови Христа, бога нашего, они преставились в вечные обители. И погребли их с честью, соборно отпев над ними надгробные песни. А живых раненых лечить повелел и содержать за счет монастырской казны. Еретическое же исчадие и изменники русские страшней прежнего нападали на город. Тогда были в городе у всех православных христиан скорбь великая, плач великий и ужас из-за подкопов, потому что слух в уши всех людей разошелся, что ведут литовские люди подкопы, а они того допытаться не могут, под которую стену или башню ведут. И так все смерть свою, каждый перед своими глазами, видел, и все, прибегая к церкви живоначальной Троицы и к цельбоносным мощам горячих заступников наших великих чудотворцев Сергия и Никона, все на покаяние к богу обратились, исповедуясь господу и отцам своим духовным. Некоторые же, причастившись тела и крови господних, к смерти готовились. < ... >

О СТРЕЛЬБЕ ПО ГОРОДУ НОЯБРЯ В 8 ДЕНЬ

Того же месяца в 8 день на праздник собора святого архистратига Михаила. День тот прошел в плаче и сетованиях, потому что уже минуло тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей били по городу и из верховых орудий.

В тот же день шел в церковь святой Троицы клирик Корнилий, и внезапно прилетело ядро пушечное и оторвало ему правую ногу по колено, и внесли его в притвор. И после божественной литургии причастился он животворящих тайн Христовых и сказал архимандриту: «Вот, отец, господь бог чрез архистратига своего Михаила отомстит кровь православных христиан». И, это сказав, старец Корнилий преставился. Да в тот же день убило из пушки старицу - оторвало руку правую с плечом.

Воеводы же и все осажденные люди в городе, избрав старцев добрых и воинских людей, которым идти на вылазку и на подкопные рвы, разделили войско и поставили отрядам задачи. В день же Михаила-архистратига пели вечерню, и все бывшие в обители люди с воплем и рыданьем, бия себя в грудь, просили милости у всещедрого бога, и руки воздевали вверх, и на небо взирали и взывали: «Господи, спаси нас, погибающих, быстро поспеши и избавь нас от погибели этой имени твоего ради святого. И не предай достояния твоего в руки скверным этим кровопийцам!»

Враги же святой Троицы делом своим коварно промышляли о захвате города и беспрестанно стреляли из многих пушек и пищалей. Во время псалмопения внезапно ядро ударило в большой колокол, влетело в алтарное окно святой Троицы, пробило в деисусе у образа архистратига Михаила доску подле правого крыла, и, ударившись вскользь по столпу, а затем в стену, отскочило то ядро в насвечник перед образом святой живоначальной троицы, ранило священника, и отлетев в левый крылос, развалилось. В то же время другое ядро пробило железные двери с южной стороны у церкви живоначальной Троицы и пробило доску местного образа великого чудотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконой же ядра не оказалось.

И тогда в церкви святой Троицы напал страх великий на всех предстоящих людей, и все заволновались. И полит был пол церковный слезами, и пение замедлялось от множества плача. И воздевали все руки вверх и к пребезначальной троице и к пречистой богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону и молили о помощи и заступлении от врагов. Во время же пения стихир архимандрит Иоасаф в великой печали и сетовании погружен был в легкое забытье, и вот видит великого архистратига Михаила; лицо же его, как свет, сияло, в руке своей он держал скипетр и говорил противникам: «О враги лютеране! Вот ваша, беззаконники, дерзость и до моего образа дошла. Всесильный же бог воздаст вам вскоре отмщение». И это сказав, святой стал невидим. Архимандрит же поведал об этом видении всей братии. И облеклись они в священные ризы и пели молебны всесильному богу и архистратигу Михаилу. В Терентьевской же роще была у них пищаль страшная очень, называемая Трещера. Воеводы же повелели стрелять на Терентьевскую гору по литовским орудиям из башни Водяных ворот. Ударили по их большой пищали Трещере и разбили у ней пороховницу. Также и от Святых ворот с Красной башни ударили по той же пищали и разбили у нее устье. И видевшие это из Троицкого города бывшие там люди благодарили бога, что разрушил злое то орудие. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ, ОБ ОБНАРУЖЕНИИ ПОДКОПОВ И ОБ ИХ РАЗРУШЕНИИ

Воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей, составив полки для вылазки, пришли в церковь святой живоначальной Троицы, осеняя себя крестным знамением перед чудотворным образом и цельбоносными мощами преподобного отца нашего Сергия Чудотворца. И придя к потайным воротам, приказали выходить по нескольку человек и укрываться во рву. В то же время с Пивного двора вышли воеводами старшины туляне Иван Есипов и Сила Марин, да Юрий Редриков, переяславец, со своими сотнями и податными людьми на Луковый огород и на плотину Красного пруда. Также и из Конюшенных ворот вышли со многими знаменами старшины-дворяне: Иван Ходырев, олексинец, Иван Болоховский, владимирец, переяславцы Борис Зубов, Афанасий Редриков и другие сотники с сотнями, а с ними и старцы троицкие во всех полках.

И когда начали из города выходить за три часа до рассвета, вдруг нашли темные облака, и небо необыкновенно помрачнело, и настала такая тьма, что и человека не было видно. Такое господь бог устроил тогда своими неизреченными судьбами.

Люди же, выйдя из города, приготовились к бою. И вдруг поднялась великая буря и прогнала мрак и темные облака и очистила воздух, и стало светло. И когда ударили в осадные колокола трижды, - ибо так было приказано им дать знак, - Иван Ходырев с товарищами, призвав на помощь святую троицу и выкрикнув многими голосами как боевой клич Сергиево имя, все вместе дерзко и мужественно напали на литовских людей. И они, услышав тот боевой клич, тут же смешались и, гневом божиим гонимые, побежали.

В то же время от Святых ворот старшина Иван Внуков с товарищами и со всеми людьми, пойдя против подкопов на литовских людей, издал тот же боевой клич и сбил литву и казаков под гору в Нижний монастырь и за мельницу. А Иван Есипов с товарищами своим полком бился с литвою по Московской дороге по плотине Красного пруда до Волокуши-горы. Старцы же Сергиева монастыря, находясь в полках, бьющихся с литвою, укрепляли людей, чтобы не ослабевали в делах. И так все расхрабрились и бились крепко, говоря друг другу: «Умрем, братья, за веру христианскую!»

И благодатью божиею тогда нашли устье подкопа. Вскочили тогда в глубь подкопа ради совершаемого дела крестьяне клементьевские Никон, называемый Шилов, да Слота; и, зажег-ши в подкопе кизяк и смолу, заткнулч устье подкопа и взорвали подкоп. Слота же и Никон тут же в подкопе сгорели. < ... >

О ВЫЛАЗКЕ НА ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ СТОРОЖЕЙ

В один из тех дней, когда еще в городе Троицкого Сергиева монастыря было множество храбро боровшегося против врагов воинства, на рассвете воскресного дня была великая мгла в зимнее время. Воеводы же снова устроили вылазку на заставы литовские, в Благовещенский овраг и на Нагорную заставу к Благовещенскому лесу, а некоторых людей послали к Нагорному пруду за сады на заставы русских изменников. "Выйдя же, конные люди заставу в Мишутине овраге побили, а вскоре, поспешив на Нагорную заставу, и ее потоптали на Красной горе и до Клементьевского пруда и многих побили. < ... >

Лисовский же стал в долине за горой Волокушей, и к нему пришли вскоре Сапегины конные роты. Он же, лукавый, как змей, метался, думая, как бы позор свой искупить, не ведая, что против силы вышнего ратует.

И тут видит еретик, а с ним многие поляки, что пред полком их ездит старец, держа в руке своей обнаженный меч и сурово им грозя. И затем стал невидим для их глаз.

Гетман же Сапега пришел на Красную гору на троицких людей и стал по всему Клементьевскому полю со всеми своими полками, Лисовский от прихода Сапеги повеселел и захотел совместно с ним одолеть господа бога-вседержителя. И повелел в своем полку в трубы и зурны дуть и в барабаны и литавры бить. И тут же вскоре вместе с Сапегою устремился на Красную гору против всех троицких людей, хотя в один час всех их истребить. И согнали они троицких пеших людей под гору к Пивному двору. И было воистину чудно видеть милость божию к троицкому воинству и заступничество и помощь против врагов по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона. И сотворил Господь преславное чудо тогда. Даже нератные люди стали храбрыми, и не знавшие, и не ведавшие никогда обычаев ратных - и те исполинской силой препоясались. Один из таких, некий податной человек из села Молокова, крестьянин, называемый Суетою, великий ростом и очень сильный, над которым посмеивались всегда из-за его неумения в бою, сказал: «Пусть я умру сегодня, но буду всеми прославлен!» В руках он держал оружие, бердыш. И укрепил господь бог того Суету, и дал ему бесстрашие и храбрость; и он понуждал православных христиан прекратить бегство, говоря: «Не убоимся, братья, врагов божиих, но станем с оружием твердо против них!» И сек бердышом своим врагов с обеих сторон, удерживая полк Александра Лисовского; и никто ему противостать не мог. Он быстро, как рысь, скакал и многих тогда вооруженных и в броне поразил. Многие же крепкие воины встали против него, чтобы отомстить за позор, и жестоко на него наступали. Суета же сек по обе стороны; не выдавая его, пешие люди, прекратив бегство, укрепились за надолбами.

Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул окаянный от того места вдоль по горе Красной к Косому Глиняному оврагу на засадных троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди стали крепко против врагов на пригорке у рва, бьясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский бросился свирепо на них, и смешались все люди вместе, и литовские, и троицкие, и был бой великий близ оврага Глиняного. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.

Александр же Лисовский хотел при отходе живым взять слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо, в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, быстро обратились в бегство врозь по Клементьевскому полю.

Сердца кровью у многих закипели за Лисовского и, чтобы отомстить за него, снова многие двинулись, как лютые волки, - литовские воеводы князь Юрий Горский, Иван Тишкевич, ротмистр Сума со многими гусарами и наемниками, - и напали на сотника Силу Марина и на троицких слуг, Михаила да Федора Павловых, и на все троицкое воинство. И был бой великий весьма и жестокий. И сломавшие оружие, схватясь друг за друга, ножами резались. Предельно отчаянной была та брань, потому что в троицком воинстве немного было конных, и не броней прикрыты они были, а милостию живоначальной троицы и молитвами великих светил Сергия и Никона. Благодаря помощи их и заступничеству многих вооруженных поляков и литвы они побивали. Слуга же Михайло Павлов, видя, как острие меча князя Юрия Горского пожирает неповинных, перестал биться с прочими, ловя самого воеводу, и убил того князя Юрия Горского, и с конем примчал его под город мертвого. Много тут желавших отомстить поляков погибло из-за тела его, но не отняли его из рук Михайловых.

В том бою многие из литовских людей видели двух старцев, мечущих на них плиты, одним броском многих поражавших, камни же из недр достававших. И не было числа метаниям их. Перебежчики от поляков рассказали об этом в доме чудотворца.

Поляки же, такие потери видя, - что князя Юрия лишились и других своих храбрецов, разрубленными лежащих, гонимые гневом божиим, побежали от троицкого воинства. Так и отошли все полки Сапегины и Лисовского. Троицкое же воинство вошло в обитель с великою победою. < ... >

О СЛУГЕ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Расхрабрил тогда великий чудотворец Сергий в осаде сидевшего слугу Ананию Селевина, когда храбрые и крепкие мужи в обители чудотворца одни от острия меча иноверных пали, а другие в городе от < ... > цинги померли. Анания же этот был мужественным: шестнадцать знатных пленников привел он в осажденный город, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, и издали они пытались убить его из ружей. Все ведь его знали и, оставляя прочих, ополчались против него. И по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что убегал из среды литовских полков и не могли его догнать.

Вдвоем с < ... > немым они часто выходили для боя. Немой-то тот всегда выходил с ним в паре на бой пешим. И они двое с луками роту поляков, копьями вооруженных, вспять обращали. Александр Лисовский однажды увидел этого Ананию среди противников и пошел против него, чтобы его убить. Анания же быстро ударил своего коня, выстрелил Лисовскому из лука в левый висок, прострелил ему ухо и поверг его наземь, а сам ускакал из гущи казачьих полков. Он хорошо стрелял из лука, а также из самопала.

Раз случилось этому Анании, отнимая у поляков чернь в кустарнике, быть отторгнутым двумя ротами от дружины его и бегством спасаться. Немой тогда скрылся среди пней и видел бедствия Анании. У него с собой был лук и большой колчан стрел. Он выскочил, как рысь, и, стреляя по литовцам, отчаянно бился. Литовцы обратились на немого, а тут Анания вырвался к нему, и они стали рядом. И многих поранили они литовцев и коней их и отошли невредимыми, только коня под Ананией ранили.

Поляки только и думали, как бы убить коня под Ананией, ибо знали, что живым его не взять. Когда Анания выходил на бой, то все стреляли в коня. Всего во многих вылазках его конь был ранен шесть раз, а на седьмой убит. И стало Анании тяжелее в бою. А потом и Ананию ранили из пищали в ногу, в большой палец, и раздробили всю плюсну. И опухла у него вся нога, но он бился еще крепко. А через семь дней он был ранен в колено той же ноги. Тогда этот крепкий муж возвратился назад. И отекла его нога до пояса, и через несколько дней он отошел к господу.

О МОСКОВСКОМ СТРЕЛЬЦЕ НЕХОРОШКЕ И О НИКИФОРЕ ШИЛОВЕ

Однажды Александр Лисовский со своим полком напал на вышедших на вылазку людей и пожирал их устами меча, как волк ягнят. В числе же преследуемых был московский стрелец именем Нехорошко, а с ним клементьевский крестьянин Никифор Шилов. И увидев Лисовского, одетого в хороший доспех и держащего в руке копье, разгорелись оба сердцем, но страшились свирепства его. И, взглянув на храм пресвятой Троицы, призывая на помощь великого чудотворца Сергия, они скакнули на своих меринах: Никифор Шилов убил под Лисовским коня, а Нехорошко ударил его копьем в бедро. Они были отняты у казаков троицким воинством и среди многих противников остались невредимыми по молитвам великого чудотворца Сергия. Тот Никифор Шилов и Нехорошко были знаменитыми бойцами: они на многих вылазках отличались, сражаясь крепко. < ... >

О ВТОРОМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ

Месяца мая в 27 день опять в таборах Сапегиных и Лисовского был большой шум от многих труб и длился до полудня. С полудня же начали литовские люди подъезжать к городу, рассматривая стены и часто озираясь. И тут же начали готовить места, где поставить пушки и пищали. И, скача на своих лошадях, махали мечами своими в сторону города, как будто грозя. К вечеру же начали многие конные люди со знаменами скакать по всем полям Клементьевским. Потом и Сапега вышел со многими вооруженными полками и снова скрылся в своих таборах.

Остатки же троицкого воинства, видя, как те коварно посматривают на город, уразумели их злой замысел, чреватый пролитием крови, и поняли, что быть приступу. И стали готовиться к бою. Было же их числом мало. И готовили они на стенах вар с нечистотами, смолу, камни и прочее, что тогда годилось, припасали, и подошвенные бойницы очистили.

И когда уже настал вечер, окаянные литовские люди и русские изменники, захотели, хитря, к стенам города подобраться втайне, ползком, как змеи по земле, и молча, таща за собой приспособления для приступа: рубленые щиты, лестницы, туры и стенобитные орудия. Городские же люди все, мужского пола и женского, вышли на стены и тоже затаились, ожидая приступа.

И вдруг с Красной горы загремело из верхних огненных орудий. И тогда, закричав, все множество литовских людей и русских изменников устремилось на город со всех сторон с лестницами, щитами, турусами и иными средствами стенобитными. И заиграв во многие трубы, начали приступ города всеми силами, всякими способами и средствами. Рассчитывали ведь окаянные за один час захватить город, ибо знали, что в городе очень мало людей, да и те немощны, и потому всеми силами налегли на город.

Но троицкое воинство, подкрепляемое божьей благодатью, билось крепко и мужественно. Литовцы старались скорее взойти на город и придвинули щиты на колесах и множество лестниц, и прилагали все усилия приставить их и взобраться на стены. Христолюбивое же воинство и все городские люди не давали им придвинуть щиты и турусы и лестницы прислонять, стреляя из многих пушек и пищалей подошвенного боя, коля в окна, меча камни и лия вар с нечистотами, и серу, и смолу, зажигая, они метали, и известью засыпали скверные их глаза. И так бились всю ночь.

Архимандрит же Иоасаф со всем освященным собором вошел в храм пресвятой Троицы, молясь всещедрому в троице славимому богу, пресвятой богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону об избавлении города и о помощи против врагов.

Когда же настал день, увидели окаянные, что не преуспели ни в чем, только множество своих погубили, и начали с позором отступать от города. Городские же люди тут же отворили город, а некоторые, со стен соскочив, устроили вылазку на остававшихся тут литовских людей у стенобитных своих приспособлений. Иные же во рвах бродили и не могли выйти. И таким образом многих побили, а живыми взяли панов и русских изменников тридцать человек. И повелели им жернова крутить; так и работали они на братию и на все троицкое воинство вплоть до ухода врагов от города. И так милостью пребезначальной троицы, заступничеством пречистой богоматери и молитв ради великих чудотворцев Сергия и Никона побили тогда множество шедших на приступ людей; а турусы их, щиты, лестницы и прочие приспособления, взяв, внесли в город. Сами же все здоровыми отошли, победителями над врагами оказавшись. < ... >

О ТРЕТЬЕМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ И ОБ ОБМАНЕ ТРОИЦКИХ СИДЕЛЬЦЕВ

Ждали сидевшие в Троицком Сергиеве монастыре в осаде князя Михаила Васильевича Скопина. < ... >

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ ДАВЫДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДЬМИ < ... >

Услышали в Троицком Сергиеве монастыре, что князь Михаил изгнал из Переяславля литву и русских изменников, вымостил трупами нечестивых пути вплоть до Александровской слободы и имеет доброе намерение пути кровавые высушить. И архимандрит Иоасаф, иноки, воеводы и прочие сидельцы послали к князю Михаилу Васильевичу от дома чудотворца просьбу с молением о помощи, потому что оставшиеся люди изнемогли.

И послан был от князя Михаила воевода Давыд Жеребцов, а с ним шестьсот мужей, отборных воинов, и триста им прислуживающих. По молитвам чудотворца, они прошли никем не задержанными, - ни дозорами, ни стражей не были они замечены, и налегке всех минули быстро. < ... >

О ПОМОЩИ ЧУДОТВОРЦА В РИСКОВАННЫХ ВЫЛАЗКАХ

Удивительно это всегда происходило, когда раньше сидели люди в осаде в Троицком Сергиевом монастыре, еще до прихода Давыда Жеребцова, когда они выходили на бой с супостатами: когда соберутся люди и подготовятся с великим вниманием, то не всегда успешным оказывался выход; если же с какой-то уверенностью выйдут, то и пагуба бывала. Похвальное же если что делалось, то не подготовкой, но последней простотой. Удивления эти рассказы достойны.

Когда видели люди противников где-нибудь стоящих и уверенно и храбро действующих, или близ стен беснующихся, то, удерживаемые воеводами, чтобы не погибали понапрасну, не имея возможности выйти, друг на друга взглядывали, сердцами терзаясь. И, придумывая каждый себе нужду и потребность, у приставленных над ними отпрашивались: одни за травой, другие за водой, иные дров добыть, иные коренья выкопать, кто веники нарезать, а кто и подальше отпрашивался - к колодцу чудотворца, воды для исцеления зачерпнуть. Поляки же, радуясь такой несогласованности, как псы на зайцев, отовсюду нападали, и начиналось кровопролитие во многих местах: ибо не по десять или двадцать, но по пять, по три и по два, порознь бродя, смерти искали. Против же врагов, когда те подходили к ним, вместе они ополчались. И не ради чести выходившие достойными чести победителями оказывались. Спасителя же нашего защитой в таковом смирении никто никогда не погиб, но все до одного невредимыми возвращались в дом преподобного. Давыд же Жеребцов, когда пришел и увидел, сколь попросту поступают выходящие на вылазки, обругав их хорошенько, отослал их прочь, повелев не выходить с ним в бой. Будучи уверен в своем отборном воинстве, хорошо вооружившись, вышел он переведаться с раздражающими. Столкнувшись же с супостатами, оказавшись одолеваем, со срамом он побежал, вместо победного пота слезами облившись. Оружный - как без оружия бежал. По малом же времени, еще дыша рвением, вышел он, чтобы отомстить. Простецы сказали ему на пути: «Мы, государь боярин, прося перед этим у чудотворца Сергия помощи, со слабым вооружением выходили, потому что недостает его у нас, как овцы выходили, а пастух наш сам о нас заботился и не погубил нас никогда». Давыд же, с гневом подняв глаза на говорящих, вышел к врагам на бой. Когда же сошлись противники и начался бой, замечают простецы, что у храброго и мудрого мужа нет удачи, но из-за его запрета не смеют помощь ему подать. Видя же, что порублены будут кедры в дубраве, и, не дожидаясь гибели своей надежды, по своему простому обычаю немощные бросились в бой и спасли мудрых от рук лукавых. Гордецы же с тех пор называли немощных и бедных не овцами, но львами, и не сиротами, но господами и вместе с собой за трапезу их сажают. И оставляют немецкую мудрость, а принимают покрываемых преподобным безрассудность. И, простыми став, забыли, как убегать, но привыкли славно врагов гонять.

О ПРИХОДЕ ГРИГОРИЯ ВАЛУЕВА

Месяца января в 1 день, в четвертом часу ночи пришел из Александровской слободы от князя Михаила Васильевича в Троицкий Сергиев монастырь воевода Григорий Валуев, а с ним отборных воинов пятьсот храбрых мужей, и все с оружием. Они пришли переведаться с литовскими людьми и русскими изменниками и войско их смести. Когда же стало рассветать, соединившись с Давыдом и с троицкими сидельцами, храбро вышли из города и смело напали на польские и литовские роты. И втоптали они их в Сапегины таборы, и станы их около таборов зажгли. И милостью пребезначальной троицы литовских людей многих они побили и пленными взяли. Сапега же и Лисовский со всеми своими полками вышли против них, и произошел между ними великий бой на Клементьевском поле, на Келареве пруде, на Волокуше и на Красной горе. И, долго дравшись, многие с обеих сторон испили смертную чашу, но больше погибло из полка еретического. И разошлись они. И проведя тот день в обители чудотворца, выполнив приказанное им, присланные вновь возвратились к князю Михаилу Васильевичу. На польских же и литовских людей и на русских изменников великий страх тогда напал, и они пребывали в недоумении, как сказали оставшиеся после них.

О ПОБЕГЕ ГЕТМАНА САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО

И января в 12 день гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей божией. В таком ужасе они бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили - не худшие вещи, но и золото, и серебро, и дорогие одежды, и коней. Некоторые не могли убежать и возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости душам своим, и рассказывали, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавшихся за нами даже до Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони. < ... >

По отшествии же сынов беззаконных, переждав восемь дней, послали из обители чудотворца к царствующему граду, к государю, старца Макария Куровского со святой водой, января в 20 день. < ... >

Текст воспроизведен по изданию: Воинские повести Древней Руси. Л. Лениздат. 1985

Значение АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН в Краткой биографической энциклопедии

АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН

Авраамий Палицын, в миру Аверкий Иванович, известный деятель Смутного времени. Родился в середине XVI века, по семейным преданиям - в селе Протасьеве (близ Ростова), в дворянской семье; умер иноком в Соловецком монастыре 13 сентября 1626 года. Первое упоминание о нем находим в I т. Д. А. И., в акте ¦ 157, под 1584 г. Поступил на службу еще при Иоанне Грозном; в 1588 году подвергся опале, причины которой остаются невыясненными. Вскоре и, по-видимому, добровольно он постригся; место его пострижения в точности не известно (или Соловки, или Троицкая лавра). В 1594 году назначен управляющим приписным к лавре Свияжским Богородичным монастырем, откуда при царе Борисе был вызван в лавру. В 1601 году ему было поручено управление Троицким подворьем в Москве, причем с него были сняты все последствия опалы. При Василии Шуйском, с которым у А., по-видимому, уже давно установились хорошие отношения, он был избран лаврским келарем, в качестве которого участвовал в организации лаврою продажи дешевого хлеба в блокированной Тушинским вором Москве. Хотя А. и пользовался большими милостями со стороны Шуйского, решившего, например, в его пользу, в противность Судебнику, одно его старое дело, но он, видимо не стесняясь этим, завязал хорошие отношения и с Тушиным; есть даже основание предполагать, что он, будучи келарем, по тушинской иерархии носил более высокий сан архимандрита. В эпоху боярского правительства, 11 сентября 1610 года, А., вместе с другими членами великого посольства к Сигизмунду, отправился под Смоленск просить у короля сына на русский престол. Там А. предпочел вести, отдельно от послов, свою особую политику. Так, еще при представлении Сигизмунду он поднес ему такие роскошные дары, что перед ними стушевались дары даже главных членов посольства, князя Голицына и митрополита Филарета. Затем он, по-видимому, совсем перешел на сторону Сигизмунда и выпросил у него для своего монастыря ряд милостей: невзирая на все ужасы безвременья, он добился от короля разрешения монастырю получить из московской казны недоданную за три года денежную в монастырь дачу и т. д. Затем король дал грамоту с предписанием монастырю: 1) выдать "в полки" 200 р. и 2) кормить ратных людей королевских. Дошло до того, что в одной из грамот Сигизмунда А. был назван его, короля, "богомольцем", а архимандриту и братии лавры было предложено "Бога молити" за него "государя" и за сына его. Характерно, что в челобитьях А. Сигизмунду нигде не упомянут архимандрит лавры Дионисий - личность весьма симпатичная, впоследствии причтенная церковью к лику святых. В своих переговорах с поляками А., по-видимому, не забывал и своей родни: может быть, именно при его участии родственник его А.Ф. Палицын получил от Сигизмунда поместье и чин стряпчего. После этого А. уехал из-под Смоленска к Москве, - вероятно, с целью пропагандировать мысль о предоставлении русского трона Сигизмунду. Такая ненациональная политика А. была хорошо понята современниками его и дала им право перекрестить его из "келаря" в "короля". Однако, по приезде в Москву ему пришлось скрыть свои польские симпатии и преданность Сигизмунду: он даже постарался подделаться под господствовавшее там антипольское настроение и пристать (трудно сказать, насколько искренне) к числу наиболее смелых и непреклонных противников Сигизмунда. Впрочем, деятельность А. за это время рисуется еще пока не вполне ясно. Он держался казаков и их правительства, отчасти из личных, по-видимому, симпатий, отчасти и из практических соображений, ибо это была у Москвы единственная организованная сила. Он исполнил за это время много их поручений, часто служа, вероятно, только орудием в казацких руках для достижения их противогосударственных целей. Такую роль ему пришлось играть, по-видимому, и в отношениях казаков к Минину и Пожарскому. Впрочем, и личные симпатии А. были скорее на стороне казаков, чем на стороне земских людей. Личный момент во всех этих отношениях пока выделается еще с большим трудом. В конце концов, казацкие таборы ходом вещей были вынуждены подчиниться земской рати. В этом "примирении" А. сыграл, по-видимому, некоторую роль почти лишь декоративного характера. Некоторую роль (может быть, такую же) он играл и при избрании на царство Михаила Романова. При Михаиле он принимал какое-то участие в трудах Дионисия над исправлением богослужебных книг; но пострадать за это пришлось только одному Дионисию, после заточения которого А. остался во главе монастыря и принимал участие в обороне его от Владислава (в 1618 году). В 1619 году, по прибытии в Москву Филарета, было пересмотрено дело Дионисия, после чего он был выпущен на свободу. В 1620 году он вместе с А. освятил построенную последним в Деулине церковь. Вскоре после этого А., по-видимому, против воли, отправился в Соловки, где продолжал свой давно начатый труд: "История в память сущим предыдущим родам". Кроме этого труда, А. принадлежит, быть может, одна из частей так называемого "Иного сказания" - "Повесть 1606 г.". Как человек и политический деятель, А. принадлежит к числу тех неустойчивых в своих убеждениях, шатких в своей преданности, стойких лишь в неразборчивом достижении личных выгод людей, которые в таком ужасающем числе расплодились на Руси в Смутное время. Среди них он, несомненно, занимает одно из первых мест. Деятельность его и до сих пор не может почитаться вполне выясненной, ибо в числе источников ее одно из главных мест занимает его "История", где он искусно перепутал ложь с истиною, заметая следы своих темных деяний. Историк Забелин заклеймил его на своем своеобразном языке именем "кривого" человека. - См. о нем общие труды по русской истории и труды по истории Смуты, особенно С.Ф. Платонова, "Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века, как исторический источник" и "Очерки по истории смуты", и И.Е. Забелина, "Минин и Пожарский". Несмотря на исчерпывающую критику Забелина и Платонова, некоторые историки, например, Ключевский ("Курс русской истории", III) и Валишевский ("La crise revolutionnaire 1584 - 1614") стоят еще на старой точке зрения, возвеличивая А., воздавая ему много свыше его действительных заслуг. "История etc." и "Иное сказание" см. в XIII т. "Р. Ист. Б." (изд. Арх. К.), изд. 2-е; "История etc." в первый раз издана в 1784 году, "Иное сказание" - в 1856 году, во "Временнике Московского Общества Истории и Древностей Российских". С. Ч.

Краткая биографическая энциклопедия. 2012

Смотрите еще толкования, синонимы, значения слова и что такое АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН в русском языке в словарях, энциклопедиях и справочниках:

• АВРААМИЙ (ПАЛИЦЫН)
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий (Палицын) (+ 1625), знаменитый келарь Троице-Сергиева монастыря, повествователь об осаде Троицкого монастыря поляками. …
• АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН
  Палицын (до принятия монашества - Аверкий Палицын) (умер 13.9.1626), русский политический деятель и писатель. Родом из старинной служилой дворянской семьи. …
• АВРААМИЙ ПАЛИЦЫН
  см. Палицын …
• АВРААМИЙ в Словаре полководцев:
  Палицын (?-1626), до принятия монашества Аверкий Палицын. Род. в дворян. семье. Келарь Троицко-Сергиевской лавры, руководитель ее обороны от поляков. В …
• АВРААМИЙ
  (в миру Афанасий) (ум. 1672), старообрядческий писатель, монах, ученик протопопа Аввакума. Составил компилятивный сборник «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения», …
• АВРААМИЙ в Большом энциклопедическом словаре:
  (в миру Аверкий) Ростовский (11 в.?) преподобный, чудотворец, основатель и архимандрит Богоявленского монастыря в г. Ростов-Ярославский. Память в Православной церкви …
• АВРААМИЙ
  епископ суздальский с 1431 по 1452 г. Ездил на флорентийский собор вместе с митрополитом Исидором, но отказался подписать акт соединения …
• ПАЛИЦЫН
  П́АЛИЦЫН Фёд. Фёд. (1851-1923), генерал от инфантерии (1907). В 1905-08 нач. Генштаба, активно участвовал в подготовке и проведении военных реформ …
• ПАЛИЦЫН в Большом российском энциклопедическом словаре:
  П́АЛИЦЫН Авраамий, см. Авраамий Палицын …
• ПАЛИЦЫН в Большом российском энциклопедическом словаре:
  П́АЛИЦЫН (наст. фам. Палице, Palice) Ив. (Ян) Осипович (1865-1931), дирижёр, засл. арт. Республики (1925), Герой Труда (1925). По происхождению чех. …
• АВРААМИЙ в Большом российском энциклопедическом словаре:
  АВРА́АМИЙ ПАЛИЦЫН (в миру Аверкий Ив.) (?-1626), келарь Троице-Сергиева мон. (1608- 1619). Во время Троицкой осады 1608-10 находился в Москве. …
• АВРААМИЙ в Большом российском энциклопедическом словаре:
  АВРА́АМИЙ (в миру Афанасий) (?-1672), церк. деятель, писатель. Ученик Аввакума Петрова. В 1667, после ссылки Аввакума, возглавил моск. общину старообрядцев, …
• АВРААМИЙ в словаре Синонимов русского языка.
• ПАЛИЦЫН в Современном толковом словаре, БСЭ:
  Авраамий (?-1627) , келарь Троице-Сергиева монастыря в 1608-19, организатор его обороны (1618), писатель. Историческое сочинение «Сказание» - ценный источник по …
• АВРААМИЙ, В МИРЕ АВЕРКИЙ ИВАНОВИЧ ПАЛИЦЫН в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона:
  Авраамий (в мире Аверкий Иванович Палицын) — знаменитый келарь Троицко-Сергиева монастыря, повествователь об осаде Троицкого монастыря поляками, род. в селе …
• АВРААМИЙ ТРУДОЛЮБИВЫЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Трудолюбивый, Печерский (XII - XIII вв.), преподобный. Память 21 августа, в Соборе …
• АВРААМИЙ СМОЛЕНСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Смоленский (+ 1221), архимандрит, преподобный. Память 21 августа и в Соборе Смоленских …
• АВРААМИЙ РОСТОВСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Ростовский (XI в.), архимандрит, преподобный. Память 23 мая в Соборе Ростово-Ярославских святых …
• АВРААМИЙ ПЕЧЕРСКИЙ, ЗАТВОРНИК в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Печерский (XII - XIII вв.), затворник, преподобный. Память 29 октября, в …
• АВРААМИЙ ПЕЧЕРСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Печерский, имя двух Киево-Печерских святых: Прп. Авраамий Трудолюбивый (XII - XIII вв., память …
• АВРААМИЙ ПЕЧЕНГСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Печенгский (XV в.), преподобный. Память 4 февраля. Преподобные Авраамий и Коприй Печенгские …
• АВРААМИЙ МИРОЖСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Мирожский (+ 1158), игумен, преподобный. Память 24 сентября и во 2-ю неделю …
• АВРААМИЙ КАРРИЙСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Каррийский (IV - V вв.), епископ, святитель. Память 14 февраля. Жил …
• АВРААМИЙ ЗАТВОРНИК в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Затворник, Хиданский (+ ок. 360), пресвитер, преподобный. Память 29 октября. Подвизался …
• АВРААМИЙ БОЛГАРСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Болгарский, Владимирский чудотворец (+ 1229), мученик. Память 1 апреля в день кончины, 9 …
• АВРААМИЙ АРВИЛЬСКИЙ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий Арвильский (ок. 344 - 347), епископ, священномученик. Память 4 февраля. Пострадал …
• АВРААМИЙ (ФЛОРИНСКИЙ) в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий (Флоринский) (1720 -е гг.- 1797), архимандрит, переводчик Евангельских бесед свт. Иоанна Златоуста …
• АВРААМИЙ (ЛЕЦИДА) в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Авраамий (Лецида) (+ 1640), епископ б. Туровский и Пинский. О владыке Авраамии известно, что …
• ПАЛИЦЫН АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ
  Палицын (Александр Александрович) - литературный деятель начала текущего столетия, почетный член Харьковского университета. Служил в Петербурге адъютантом при Румянцеве и …
• ВАРЛААМ ПАЛИЦЫН в Краткой биографической энциклопедии:
  Варлаам Палицын - келарь Чудова монастыря, жил в XVI веке. Он написал: "Осаду Киева татарами", "О трех князьях" и "Синопсис …
• АВРААМИЙ (ФЛОРИНСКИЙ) в Краткой биографической энциклопедии:
  Авраамий (Флоринский) - родом из малоросских мещан. Обучался в киевской духовной академии, в которой с 1752 - 58 был преподавателем …
• АВРААМИЙ (ЕПИСКОП СУЗДАЛЬСКИЙ) в Краткой биографической энциклопедии:
  Авраамий - епископ суздальский с 1431 по 1452 год. Ездил на флорентинский собор вместе с митрополитом Исидором, но отказался …
• АВРААМИЙ (В МИРУ АФАНАСИЙ) в Краткой биографической энциклопедии:
  Авраамий, инок, расколоучитель XVII века, в миру Афанасий. Был учеником и ревностным поклонником протопопа Аввакума, который сообщает о нем …
• ПАЛИЦЫН ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ в Большом энциклопедическом словаре:
  (1851-1923) российский генерал от инфантерии (1907). В 1905-08 начальник Генштаба, активно участвовал в подготовке и проведении военных реформ 1905-12. В …
• ПАЛИЦЫН АВРААМИЙ в Большом энциклопедическом словаре:
  (?-1627) келарь Троице-Сергиева монастыря в 1608-19, организатор его обороны (1618), писатель. Историческое сочинение "Сказание" - ценный источник по истории России …
• ЗАВЕНЯГИН АВРААМИЙ ПАВЛОВИЧ в Большой советской энциклопедии, БСЭ:
  Авраамий Павлович , советский государственный и партийный деятель, дважды Герой Социалистического Труда (1949 …
• ТРОИЦА в Словаре Обрядов и таинств:
  Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы. Все цветет и поет... И. Бунин День Святой Троицы (Пятидесятница) - праздник, …
• СОЛОВЕЦКИЙ МОНАСТЫРЬ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Внимание, эта статья еще не окончена и содержит лишь часть необходимой информации. Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской …
• САМАРСКАЯ ЕПАРХИЯ в Православной энциклопедии Древо:
  Открытая православная энциклопедия "ДРЕВО". Самарская и Сызранская епархия Русской Православной Церкви. Епархиальное управление: Россия, 443020, г. Самара, ул. …

Авраамий Палицын , Келарь Троицкого Сергиева Монастыря (ныне Лаврою именуемого) и Богоявленского в Москве, на Ильинской улице, бывшего Монастыря Настоятель, муж достопамятный в списке первых Патриотов, спасших Россию от бедствий в начале XVII века. Он происходил от древнего Дворянского рода, а знатнейший из предков его был некто Рыцарь, именованный Пан Иван Микулаевич, выехавший в 1373 году из Подолии в службу к Великому Князю Димитрию Ивановичу Донскому и прозванный Палицею, потому что всегда ходил с палицею весьма тяжелою, т.е., как сказано в родословной Палицыных, весом в 11,5 пуда. В конце XVI столетия Авраамий принял Монашество в Сергиевском Монастыре и, проходя разные послушания, избран наконец в Келари Монастырские. Сей чин тогда почитался важным в Монастырях. Ибо кроме распоряжения Церковных и Монашеских должностей, принадлежавшего собственно Настоятелю, все прочие Монастырские дела и учреждения зависели от Келаря. В Царствование Государя Царя Василия Ивановича Шуйского Авраамий сделался известен важными услугами Москве и потом целому Отечеству. Ибо во время бывшего там 1609 года голода несколько раз из Монастырских житниц снабжал он бедных хлебом; а во время осады города сего Поляками он сам находился в нем и чрез отписки в Троицкий Монастырь доставал оттуда осажденным порох и свинец. По низложении Царя Василия Ивановича он с Митрополитом Филаретом Никитичем отправлен был в Польшу для переговоров о преемстве Российского Престола, но, заметив вредные следствия сего посольства и одно только притеснение Посланникам Русским, возвратился с Новоспасским Архимандритом Евфимием в Россию, где нужнее была его помощь. Король сам дал им проезжую грамоту, писанную от 12 Декабря 1610 года. Но Авраамий застал Москву обуреваемую внутренними раздорами Бояр и почти уже преданную на жертву Полякам, вступившим в оную. В сие-то бедственное время он с Троицко-Сергиевским своим Архимандритом Дионисием отважился на такое предприятие, которого успех казался совсем невозможным. Они уговорили идти на избавление к Москве Князя Тюменского с товарищами и двух Сотников Стрелецких с 200 стрельцов, присовокупив к ним только 50 человек своих Монастырских слуг; а между тем разослали немедленно по всем Российским городам к Боярам и Воеводам просительные грамоты о поспешении на помощь к Царствующему граду. На сей вызов многие сыны Отечества, из разных городов прибывшие, совокупясь вместе с пришедшими от Сергиева Монастыря, под предводительством Князя Димитрия Трубецкого, подступили к Москве, сразились с Поляками, овладели Белым городом и заняли многие ворота; однакож из Китая и Кремля не могли вытеснить неприятеля. Тогда Архимандрит Дионисий и Келарь Авраамий написали вторично умолительные грамоты к Боярам и Воеводам в Казань и Понизовские города. Сей вызов был также успешен. Многие Бояре, приведши войска, соединились с прежними и, напав на Поляков, осадили их со всех сторон. Но вдруг случившееся между Казаками возмущение расстроило все дело их. Казаки убили двух Воевод, а от того и прочие Воеводы, возымев недоверчивость к войскам своим, отступили и ушли из-под Москвы. Остался только один Князь Трубецкой; а к Полякам тогда пришел еще на помощь Гетман Сапега с войском и военным запасом. Осажденные, усилясь таким образом, вытеснили Русских защитников из Белагорода; а за тем пришедший еще Гетман Ходкевич окружил и Князя Трубецкого. Русские сверх того имели крайний недостаток в съестных припасах, в свинце и порохе. Архимандрит Дионисий и Келарь Авраамий, сколько могли, снабжали защитников и всю Москву сими потребностями; а между тем разослали третично слезные умолительные грамоты по всем городам Российским, дабы все сыны Отечества поспешили на помощь погибающей Москве. На сей-то убедительный вызов достопамятные в нашей Истории Князь Пожарский и Козма Минин, собрав войско, поднялись из Нижнего Новгорода. Келарь Авраамий встретил их в Ярославле и умолял о поспешении. Он сам проводил их до Сергиевой Обители и с ними же отправился под Москву, где увещаниями и просьбами много способствовал успеху Российских войск; а когда Казаки, возроптав на неплатеж им жалованья, начали было заводить бунты и междоусобия в Русском войске, то Архимандрит и Келарь, не имея денег (ибо Царями Борисом Годуновым, Димитрием Самозванцем и Шуйским истощена уже была вся казна не только Государственная, но и Монастырская), для успокоения мятежников прислали с умолительною грамотою к ним, на раздел вместо жалованья, Церковные сокровища, низанные жемчугом ризы, стихари и проч. Такое пожертвование столько поразило мятежников, что они, устыдясь роптания своего, отослали обратно в Монастырь все утвари и поклялись, при перенесении всех возможных нужд, не отступать от Москвы, пока не освободят оной от Поляков, и обещание свое исполнили.

Сию-то несчастную, но вместе и славную в Российской Истории эпоху, начиная от кончины Царя Иоанна Васильевича до возведения на Престол Царя Михаила Федоровича, описал сам Авраамий Палицын в книге, обретающейся по разным библиотекам Российским между рукописями, под разными заглавиями; но издана она в Москве 1784 г. в четвертую долю листа, под названием: Сказание о осаде Троицкого Сергиева Монастыря от Поляков и Литвы, и о бывших потом в России мятежах . Надобно притом заметить, что в сем издании сложены вместе две книги Палицына, раздельно в рукописях находящиеся. Новиков (в Опыте Истор. Словаря о Росс. Писателях ), ссылаясь на Татищева, говорит, что якобы Палицын писал еще Летопись о Царствовании Царя Иоанна Васильевича. Но кроме того, что о сей Летописи нигде не упоминается, сам Татищев не говорит сего, а замечает только, что «Палицын о временах до Царя Михаила Феодоровича писал кратче и не столь порядочно, как Иосиф, Келейник Иова Патриарха; избрание же Царя Михаила Феодоровича описал со всеми обстоятельствами». Миллер о Палицына Летописи судит (в Ежемесяч. Сочинениях 1755 года , Апр., стр. 295), что «в ней слог больше витиеватой, нежели чтоб с натуральною Историческою простотою сходствовал». А Елагин (в Опыте повествов. о России ) прямо называет сочинение сие пристрастным. Но нельзя не заметить, что Палицын, описывая такие происшествия, в коих сам он был лицом содействующим избавлению России, не мог писать без некоторого жара и восторга, которого трудно было бы не иметь и всякому на его месте. Надобно также извинить его и в невыгодном описании Царя Бориса потому, что он писал Историю свою при Царствовании Романовых, претерпевших от Бориса жестокое гонение. О времени кончины сего Историка неизвестно; однакож он жив был еще в 1621 году и подписывался Келарем; а в 1629 году упоминается уже другой Келарь в Сергиевом Монастыре.

Авраа́мий (в миру Аве́ркий Ива́нович сын Па́лицын ; ?, Протасьево - 13 сентября 1625/1626/1627 , Соловецкий монастырь) - келарь Троице-Сергиева монастыря . Знаменитый писатель и историк, автор повести об осаде Троицкого монастыря поляками .

Биография

Родился в селе Протасьеве близ Ростова . Родом из старинной служилой дворянской семьи . Состоя в царской службе дворянином (например, в 1582 году ему в качестве воеводы было поручено обустроить Кольский острог), он подвергся при царе Фёдоре Ивановиче (в 1588 году) опале , сослан в Соловецкий монастырь , где пострижен в монахи. С 1608 года - келарь Троице-Сергиевой лавры (в Сергиевом Посаде), в дни осады которой поляками был в Москве . В 1610 году - член посольства к польскому королю Сигизмунду III , от которого получил с помощью богатых даров подтверждение прав монастыря. В 1612 году (в числе других руководителей монастыря) активно содействовал победе ополчения под руководством К. Минина и Д. Пожарского .

По всей же Росии вси православнии христиане моляхуся Богу о сем, прилежно постящеся три дьни … и сперва убо начашя помышляти …[и затем] написавше о избрании царьском великого государя царя и великого князя Михаила Феодоровича всеа Русии самодержца койждо своего чину писание, та же приходят в Богоявленской монастырь на подворье Святыя Живоначальныя Троица Сергиева монастыря к келарю старцу Авраамию Палицыну многие дворяне и дети боярские и гости многих розных городов, и атаманы и казаки, и открывают ему совет свой и благое изволение. Принесошя же и писаниа своя о избрании царьском и молят его, да шед возвестит о сем державствующим тогда бояром и воеводам. Старец же о сем возрадовася и много похвалив благий совет их и от радости многих слез исполнився; и вскорe шед, возвещает всему освященному собору, и бояром, и воеводам, и царьскому синьклиту. Они же, слышавше, благодариша Бога о преславном начинании. [приведено с сохранением орфографии и пунктуации по изданию 1909 г.]

Напишите отзыв о статье "Авраамий (Палицын)"

Примечания

Литература

• Палицын А. . - Изд. Императорской Археографической Коммиссии. - СПб. : Тип. М. А. Александрова, 1909. - (Извлечено из 13-го тома «Русской Исторической Библиотеки»).

Ссылки

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
• . Восточная литература . Проверено 16 апреля 2011. .
• Попов Г. // Наука и жизнь. - 2003. - № 8 .
• . coolsoch.ru. Проверено 28 сентября 2013.

Отрывок, характеризующий Авраамий (Палицын)

Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.

После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.