Горацио Нельсон. Краткая биография

Горацио Нельсон (англ. Horatio Nelson; 29 сентября 1758, Бёрнем-Торп, графство Норфолк - 21 октября 1805, мыс Трафальгар, Испания) - командующий британским флотом, вице-адмирал (1 января 1801), барон Нильский (1798), виконт (1801).

Биография

Детство и юность

Родился в семье приходского священника Эдмунда Нельсона (1722-1802) и Кэтрин Саклинг (1725-1767). Род Нельсонов был богословским. Священниками служили три поколения мужчин этой семьи. В семье Эдмунда Нельсона было одиннадцать детей, воспитывал он их строго, любил порядок во всём, считал свежий воздух и физические упражнения очень важными в деле воспитания, искренне верил в Бога, считал себя истинным джентльменом и отчасти даже учёным. Горацио рос болезненным ребёнком, небольшого роста, но с живым характером. В 1767 году умерла мать Горацио - Кэтрин Нельсон - в возрасте сорока двух лет. Эдмунд Нельсон после смерти супруги так и не женился. Горацио особенно сблизился с братом Уильямом, который впоследствии пошёл по стопам отца и стал священником. Горацио отучился в двух школах: начальной Даунем-Маркет и средней в Норвиче, изучил Шекспира и основы латыни, но склонности к учёбе у него не было.

В 1771 году в 12 лет он поступил юнгой на корабль своего дяди капитана Мориса Саклинга, героя Семилетней войны. Реакция дяди на желание Горацио поступить на флот была следующей: «Чем провинился бедный Горацио, что именно ему, самому хрупкому из всех, придётся нести морскую службу? Но пусть приезжает. Может, в первом же бою пушечное ядро снесёт ему голову и избавит от всех забот!» Вскоре дядюшкин корабль «Резонабль» был поставлен на консервацию, и Горацио по просьбе дяди перевели на линейный корабль «Триумф». Капитан «Триумфа» собирался идти в Вест-Индию, и именно в этом рейсе молодой Нельсон получил первые навыки морской службы. Впоследствии Нельсон вспоминал о первом плавании: «Если я и не преуспел в своём образовании, то, во всяком случае, приобрёл много практических навыков, отвращение к Королевскому флоту и усвоил девиз матросов: „В борьбе за награды и славу вперёд, отважный моряк!“» Затем он работал вестовым на другом корабле. После этого Саклинг забрал племянника к себе на «Триумф» в качестве мичмана. Корабль нёс дозорную службу, а капитан Саклинг занимался морским образованием племянника. Под руководством дяди Горацио овладел основами навигации, научился читать карту и исполнять обязанности канонира. Вскоре молодой Нельсон получает в своё распоряжение баркас и ходит на нём в устьях Темзы и Мидуэя.

Летом 1773 года была организована полярная экспедиция, в составе которой был и четырнадцатилетний Горацио, направленный служить на «Каркасс». Экспедиция не принесла успеха и по сей день известна лишь тем, что в ней участвовал будущий герой. Однако и там Горацио поразил всех своей храбростью, когда ночью, увидев белого медведя, схватил мушкет и погнался за ним, к ужасу капитана корабля. Медведь, напуганный выстрелом пушки, скрылся, а по возвращении на корабль Нельсон взял всю вину на себя. Капитан, ругая его, в душе восхищался храбростью молодого человека. Полярные приключения закалили героя, и он жаждал новых подвигов.

В 1773 году он стал матросом 1-го класса на бриге «Сихорс». Почти год Нельсон провёл в Индийском океане. В 1775 году он свалился с приступом лихорадки, его доставили на судно «Дельфин» и отправили к берегам Англии. Обратное плавание длилось более шести месяцев. Много позднее Нельсон вспоминал о некоем видении на пути из Индии: «Некий свет, нисходивший с неба, сверкающее светило, зовущее к славе и триумфу». По прибытии на родину его назначили на корабль «Вустер» четвёртым лейтенантом, то есть он был уже вахтенным начальником, хотя не имел ещё офицерского чина. Он нёс патрульную службу и сопровождал торговые караваны.

Участие в Американской революции и болезнь

Весной 1777 года Горацио Нельсон сдаёт экзамен на чин лейтенанта, как говорят, не без помощи своего всесильного дяди капитана Саклинга, который был председателем экзаменационной комиссии. Сразу же после удачно сданного экзамена он получает назначение на фрегат «Лоуэстоф», который отплывал в Вест-Индию. Офицерский тост перед отплытием: «За кровопролитную войну и сезон, несущий болезни!» Команда «Лоуэстофа» относилась к молодому лейтенанту с уважением и, когда он покидал фрегат, подарила ему на память шкатулку из слоновой кости в виде их фрегата. Нельсон перешел на флагманский корабль «Бристоль» под командованием Паркера.

Part I
Пусть будет просто часть первая

Детство - Отрочество - Юность - Пятнадцатилетний капитан -
Вест-Индия раз - Женюсь, женюсь… - Резюме

Детство
29 сентября 1758 года родился в семье приходского священника
в деревушке Бёрнем-Торп графства Норфолк.

23 июля 1759-го, когда Нельсону ещё не исполнилось и года,
в Чатаме заложили новый стопушечный линкор, который потом назовут Victory.

Отрочество
Отец Горацио Нельсона воспитывал всех своих детей по-пуритански.
До 12 лет Нельсон учился в частной школе в Норфолке.
Учился ровно, ничем особенно не выделяясь.
Мальчишка как мальчишка.

Юность
Весной 1771 года Горацио забрали из частной школы и отправили в Чатам,
где готовился к плаванью линейный корабль «Райзонэйбл»,
которым командовал его дядя, капитан Морис Саклинг, герой Семилетней войны.
Под его присмотром гардемарин Нельсон начал свою службу и учёбу.
От дяди он получил первые уроки тригонометрии, навигации, судовождения.

В 1772 году первый самостоятельный поход в Вест-Индию на торговом судне «Триумф».
«Самостоятельный» в данном случае - это без дядиной поддержки.
Мальчишку отвели на корабль, перекрестили, всплакнули, помахали ручкой.

Пятнадцатилетний капитан
Летом 1773 года в 14-летнем возрасте, приврав пару лет при вербовке,
участвовал в арктической экспедиции капитана К. Фиппса,
отправившейся на поиски северного прохода из Атлантического океана в Тихий.

Эта экспедиция, как и все первые полярные экспедиции, была подготовлена плохо.
Но не по злому умыслу, как экспедиция капитана Татаринова,
а просто по причине отсутствия опыта и информации.

Потребовалось два века проб и ошибок,
чтобы Амундсен и Нансен стали героями и победителями.

Уже через две недели после начала экспедиции корабль вмёрз в лёд Баффинова моря.
В этой непростой ситуации Нельсон показал все свои достоинства: умение командовать людьми,
энергию, инициативность, смелость до безбашенности.
Известен случай, когда он, вооружённый мушкетом без штыка, пошёл один на белого медведя.
Замок дал осечку, но Нельсон продолжал идти на зверя.
Если бы медведя не пугнули из корабельного орудия,
исход Трафальгара мог бы оказаться другим.

Экспедиция не нашла Арктический проход, но зато смогла вернуться.
И в ноябре того же года на 20-пушечном фрегате «Морской конёк» в эскадре сэра Э. Хьюза
Нельсон отправился уже в Индию. В этом плавании он получил звание матроса 1-го класса,
многому научился, впервые участвовал в перестрелке, физически окреп и вырос.

В конце 1775 года в Индии Нельсон серьёзно заболел лихорадкой.
Как безнадёжного больного его списали и отправили в Англию.
Дорога в Англию морем, вокруг мыса Доброй Надежды,
заняла полгода - успел выздороветь и продолжил службу.

Вест-Индия раз
Весной 1777 года он сдал очень сложный экзамен на первый офицерский чин
и стал лейтенантом флота короля. Пять лет Нельсон нёс службу на 32-пушечном фрегате «Ловестов»,
охраняя британские суда в Карибском море. Когда к фрегату прикомандировали в подкрепление шхуну,
командовал шхуной. Затем был переведен третьим лейтенантом на флагманский корабль
адмирала Питера Паркера «Бристоль» и вскоре дослужился до звания первого лейтенанта.

Когда 8 декабря 1778 года, получив по ходатайству адмирала Паркера чин коммандера,
20-летний Нельсон был назначен командиром брига «Баджер»,
его стаж моряка составлял меньше семи лет.

В июне следующего 1779 года он заменил убитого командира фрегата «Хинчинбрук»,
став самым молодым командиром корабля в британском королевском флоте.
Сравнительно быстрое продвижение по службе объяснялось просто.
Нельсон в 20 лет уже был умелый и опытный моряк, толковый командир - умеющий приказывать,
уверенный в том, что приказ непременно будет исполнен, просчитывающий последствия и риск.
И самое важное - у Нельсона всегда были покровители.
Он умел производить впечатление и, как правило, нравился людям.

Летом того же года командир фрегата Горацио Нельсон одержал свою первую большую победу.
Его моряки приступом со стороны моря при поддержке огня корабельной артиллерии
овладели испанским фортом Сен-Хуан в Никарагуа.

За эту операцию осенью 1779-го Нельсон был произведён в капитаны 1-го ранга,
когда командовал фортом Чарльз на Ямайке и ожидал французское вторжение.

В 1780-м снова воевал против Испании на реке Сан-Хуан в Гондурасе
(сейчас по ней проходит граница между Никарагуа и Коста-Рикой),
где участвовал в длительной и в целом неудачной осаде испанской крепости.
В ходе экспедиции получил назначение командиром линейного корабля «Янус»,
но не успел принять командование из-за тяжелой дизентерии.
Чудом выжил, уехал в Англию в отпуск по болезни.

К весне 1781 года выздоровел и, как только появилось подходящее назначение, снова ушёл в море.
Конвоировал суда с грузами в Северном море на корабле «Албемарль»,
переоборудованном в 28-пушечный фрегат. Потом, на этом же корабле,
участвовал в войне против Североамериканских колоний,
где сблизился с адмиралом лордом Сэмюэлем Худом и принцем Уильямом,
будущим королем Вильгельмом IV (1765-1837, король с 1830).

Основные военные действия проходили на суше.
Своего военного флота у колонистов ещё не было.
Поэтому Нельсон охотился на американские торговые суда.
Нанёс ущерб. Сведения не точны, но сколько-то «купцов» он захватил.

Женюсь, женюсь…
В 1783 году, вернувшись в Англию, был представлен ко двору.
Совершил путешествие во Францию. Изучал французский, пытался жениться,
но ему отказали - неловко поинтересовался размерами приданого.
Ну и на фиг, сказал Нельсон.

Попытался стать депутатом парламента и заняться политической деятельностью.
В поисках покровителей добрался до первого лорда Адмиралтейства,
совершенно забодав его своим проектом «Как нам обустроить Англию».
От греха подальше Нельсону вручили назначение на фрегат «Бореус»
в эскадру адмирала Худа, действовавшую в Вест-Индии, и послали. Туда.

Резюме:
Совершенно неистовый и неуёмный персонаж. Буйный, каких мало.
Авантюрист, но не кондотьер - Родина превыше всего. Честен, умён, неленив.
Стремительность, с которой он шарахался по свету - впечатляет.
Тогда, в то время, с теми скоростями!
Специально оставили даты - посчитайте, сравните, это любопытно.

продолжение последует
непременно

Адмирал Нельсон, командовавший английским флотом во время знаменитой битвы с франко-испанской эскадрой, погиб 21 октября 1805 года в заключительной части сражения. Битва проходила у мыса Трафальгар к югу-западу от испанского побережья. Два последовавших один за другим разгрома французского флота (Абукир и Трафальгар) окончательно сломили сопротивление Наполеона и его союзников на море.

В Трафальгарском бою идейным и тактическим руководителем англичан, был вице-адмирал Горацио Нельсон. Фигура

незаурядная и известная далеко за пределами Англии. Нельсон с 12-летнего возраста почти безотлучно находился на кораблях британского флота и в 19 лет получил уже первый чин лейтенанта. Когда ему исполнилось 42 года, был произведен в вице-адмиралы, что для того времени было далеко не обычным явлением. До Трафальгарского сражения Нельсон лично участвовал в 123 морских сражениях, а всего, следовательно, в 124. В боях Нельсон лишился правой руки и правого глаза, был ранен 40 раз. Будучи по природе очень хилым, болезненным, Нельсон во всех боевых операциях проявлял невероятную энергию, активность и выносливость, заражая этим своих подчиненных и вызывая их на аналогичные действия. Отличаясь исключительной скромностью и неприхотливостью в личной жизни, Нельсон проявлял огромное внимание и заботы к своим подчиненным и их нуждам, почему пользовался у них большим авторитетом.

В тактическом отношении Нельсон неизменно придерживался следующих (типичных «нельсоновских») принципов: найти противника, где бы и в каком составе он ни находился, и его уничтожить. Будучи одним из грамотнейших и опытнейших адмиралов своей эпохи, Нельсон перед всякой операцией тщательно прорабатывал свои планы атаки или иные намеченные им способы активного воздействия на противника и доводил их до полного понимания командиров. В процессе же ведения самого боя Нельсон почти никогда детально им не руководил. Он был слишком уверен в воле, решимости и предприимчивости своих подчиненных, и считал, что каждый, безусловно, сделает все от него зависящее, чтобы нанести максимальный урон противнику и блестяще завершить начатое дело. Следует заметить, что в то время личная инициатива, находчивость или даже отвага какого-либо отдельного командира корабля парализовались буквой устава, требующей, во что бы то ни стало сохранения внешне безукоризненного строя в бою. Малейшие инициативные отступления от этой буквы, иногда даже в целях нанесения явного и возможного ущерба противнику, как правило, карались судом. Нельсон в своей тактике произвел полный перелом в психологических и административных умозаключениях руководящего состава. Нельсон всячески поощрял проявление находчивости и инициативы при решении тех или иных частных задач, осуществляемых отдельными исполнителями.

«Виктория»

В Трафальгарском бою после прорезания строя противника флагманский корабль Нельсона «Виктория» подвергся ожесточенному артиллерийскому и ружейному обстрелу одновременно с нескольких кораблей противника, окруживших его. Во время боя адмирал Нельсон был смертельно ранен и умер еще до окончания боя. С этого момента боевые построения кораблей окончательно нарушились. Командиры по своему усмотрению выбирали корабли противника и вели с ними артиллерийский бой на предельно коротких дистанциях, исчисляемых десятками метров, а иногда несколькими метрами. В этих условиях превосходство английских комендоров и скорострельность артиллерии имели решающее значение для исхода сражения. Результаты боя окончательно подтверждают эффективность тактики легендарного адмирала.

В оставленном завещании Нельсон попросил не бросать его тело за борт, как предписывал морской устав Англии, а доставить в Лондон. В этих целях тело адмирала было помещено в винную бочку, которую до краев залили коньяком. Ящик из досок винной бочки, в которой в 1806 году в Лондон было доставлено тело знаменитого адмирала Горация Нельсона, в последующем был продан за 8 тыс. 160 фунтов стерлингов (около $16 тыс.)

Нельсон Горацио, знаменитый английский адмирал, лорд, виконт Нильский и Бёрнем-Торпский (Burnham Thorpe), герцог Бронтский, кавалер ордена Бани, сицилийских, святого Фердинанда и Достоинства, большого креста и турецкого Полумесяца.

Третий сын Эдмонда Нельсона, священника Бёрнемского, в графстве Норфолк, Горацио Нельсон родился 29 сентября 1758 года. Первоначальное образование он получил в публичной школе, в Норвиче, а потом учился в Норт-Уэлшеме. 12-ти лет от роду молодой Нельсон вступил он на линейный корабль «Резонебль», капитан которого, Саклинг, был его дядей со стороны матери. В 1770 году между Англиею и Испаниею готова была разгореться война за Фолклендские острова, и этому кораблю назначено было выступить в поход, но едва возникшие несогласия между державами вскоре прекратились, и экипаж «Резонебля» был распущен. Саклинг, недовольный нерадивостью своего племянника, уговорил его отправиться в Индию, на одном купеческом корабле, под надзором Джона Ретбона. Но возвращении оттуда, молодой Горацио Нельсон вступил снова в королевский флот, на 74 пушечный корабль «Триумф», также находившийся под начальством дяди его, Саклинга. Из верных источников известно, что герой Трафальгара в юности питал к морской службе сильное отвращение, которое Саклинг лишь с немалым трудом успел в нем искоренить.

Адмирал Горацио Нельсон. Портрет работы Л. Ф. Эбботта, 1799

Под начальством капитана Фипса (впоследствии лорд Мюльграв), Нельсон участвовал в ученом путешествии к северному полюсу и имел случай при Шпицбергене обнаружить свои способности. 10 апреля 1777 года, получив чин лейтенанта, он отправился с Саклингом в Вест-Индию. Вскоре ему самому дали в управление корабль и вместе с тем, в 1779 году, чин капитан-лейтенанта. В следующем году Горацио Нельсон отличился при взятии испанского форта Сан-Хуан, командуя в этом деле фрегатом «Хинчинбрук», и имя его с почестью было помещено в официальных известиях. После заключения мира, Нельсона послали на фрегате «Борей» к Подветренным островам, против контрабандистов; при этом случае герцог Кларенский (впоследствии король Вильгельм IV ) под его начальством командовал кораблем «Пегас». С тех пор оба они сделались искренними друзьями.

Возвратившись в Англию, Нельсон женился на вдове Нисбет, долгое время пробыл в родительском доме в Бёрнем-Торпе, но, привыкнув к морю, скучал жизнью на твердой земле. Его чрезвычайно обрадовала война, начавшаяся в 1793 году, между Англией и Францией . Он стал добиваться, чтоб его отправили в море, но с великим трудом получил начальство над 64-пушечным кораблем «Агамемнон». Увлеченные славою его имени, многие молодые люди изъявили желание служить мичманами под его командою, чтобы лучше выучиться морскому делу. Нельсон появился на Средиземном море и в каждом сражении отличался мужеством и знанием дела. При всяком случае он искал опасностей. 22 мая 1794 года, при нападении на Бастию Нельсон потерял глаз. В сражении при мысе Сен-Винсент, командуя 74-пушечным кораблем, он сражался с огромнейшим из всех дотоле сооруженных кораблей, «Сантиссима Тринидад», о 137 пушках, и взял два испанских корабля – «Сан-Хосе» и «Сан-Никола». Король Георг III возвел его на степень контр-адмирала синего флага и дал ему орден Бани.

Вскоре после другого, не менее славного сражения, главнокомандующий английским флотом Джервис, лорд Сен-Винсент, послал Нельсона блокировать Кадис. Подняв свой флаг на корабле «Тесей», он, ночью со 2 на 3 июля 1793 года, вступил в бой с испанскими канонирскими лодками и взял в плен их начальника, дона Мигеля Тарасона. Через несколько дней адмирал Нельсон с линейными кораблями – «Тесей», «Куллоден», «Зилус», «Леандр», тремя фрегатами и одним куттером был послан к Тенерифе (Канарский архипелаг) для осады главного города этого острова, Санта-Круса. Это предприятие не удалось. Англичане вышли на берег, но потеряли 200 человек убитыми, и сам Нельсон получил рану в правую руку. Его немедленно перенесли на корабль, отняли руку, но второпях порвали у него жилу. Раненый адмирал несколько месяцев страдал от тяжкой болезни. Он возвратился в Англию и получил 1000 фунтов стерлингов пенсиона.

Едва выздоровев, Нельсон был отправлен в Средиземное море. 29 апреля 1798 года, под начальством лорда Сен-Винсента, он сражался при Кадисе, а 30 апреля получил приказание с тремя линейными кораблями и четырьмя фрегатами наблюдать за движениями большого французского флота, отправленного в Египетскую экспедицию Бонапарта . Нельсону не удалось ни отыскать французский флот, ни воспрепятствовать ему в покорении Мальты и Египта, но ему с необычайным мужеством и счастьем удалось вознаградить эти свои неудачи в сражении при Абукире . За эту славную победу, предопределившую плачевный исход восточного похода Наполеона , Нельсон получил звание пэра королевства, имя лорда Нильского и Бёрнем-Торпского. Нижняя палата парламента утвердила за ним и двумя ближайшими его наследниками 2000 фунтов стерлингов ежегодного дохода. Турецкий султан, верховный владетель Египта, послал ему в подарок свою чалму с драгоценным аграфом и орден Луны, а другой участник Второй антифранцузской коалиции , российский император Павел – свой портрет с богатыми украшениями.

В 1799 году адмирал Нельсон помог кардиналу Руффо и русскому десанту изгнать французов из Неаполя . Однако ослепленный страстью к прелестной, но коварной жене английского посланника, кавалера Гамильтона, он запятнал там свое имя, участием в жестокостях, жертвами которых сделались многие приверженцы республики. Неаполитанский король Фердинанд IV наградил его званием герцога Бронтского и знаками своих орденов. Из Неаполя Нельсон сопровождал леди Гамильтон в её путешествии до Англии, через Вену, Дрезден и Гамбург, и везде был встречаем с изъявлениями великого уважения.

Портрет Эммы Гамильтон. Художница Л. Э. Виже-Лебрён, 1790

Весною 1801 года, назначенный вице-адмиралом синего флага, он, под главным начальством адмирала Паркера, отправился, в Немецкое и Балтийское море, чтобы противиться союзу, заключенному теперь между Россией, Данией и Швецией против Великобритании. 2-го апреля Нельсон имел сражение с датчанами при Копенгагене. Англичане с таким жаром начали и продолжали бой, что через четыре часа уничтожили большую часть неприятельского флота, состоявшего, правда, в основном из старых, невооруженных кораблей. Однако датчане, под защитою своих береговых батарей, оказали столь мужественное сопротивление, что Нельсон предложил им перемирие, впоследствии замененное конвенцией, по которой Дания отступилась от северного союза. 11 апреля Нельсон отправился далее и стал угрожать шведским и русским берегам. Здесь, впрочем, не произошло важных военных событий, а между тем с кончиною императора Павла совершенно изменилась политическая система России , и она прекратила участие в коалиции против Англии.

По возвращении Нельсона в Англию, ему было поручено начальство над флотом, назначенным для сопротивления высадке, которую Наполеон, со времени Люневильского мира , намеревался сделать в Англию. Нападение Нельсона на собранную французами для этой высадки Булонскую флотилию не имело успеха, но он старался причинить неприятелю всевозможный вред, покуда не получил известия о заключении мирного трактата между Британией и Францией в Амьене (1802). Снова возвратясь в отечество, адмирал Нельсон в верхней палате парламента выступил защитником мира, заключенного во время министерства Аддингтона. Но война Англии с Францией вскоре разгорелась опять (1803). Нельсон, начальствуя флотом в Средиземном море, сделал покушение устрашить Алжир угрозами, а потом блокировал Кадис, с намерением не выпускать оттуда французский флот, или сразиться с ним, если он сумеет выбраться. Случилось последнее. 21 октября Нельсон при Трафальгаре напал на соединенный французско-испанский флот, под предводительством Вильнёва и Гравины, одержал блестящую победу, но заплатил за нее своею жизнью. Он пал на палубе корабля «Виктори», пораженный в спину мушкетной пулей.

Адмирал Нельсон обладал многими высокими достоинствами. Его познания в морском искусстве, неустрашимость в опасностях, храбрость, управляемая благоразумием и почти всегда сопровождаемая счастьем, возводят его на степень первейших морских героев. Порицатели Горацио Нельсона находили в нем некоторые недостатки: связь его с леди Гамильтон, непомерную любовь к похвалам и знакам отличий и неуважение, которое он часто, например при Булони, оказывал к неприятелю. Однако Англия по сей день чтит его как одного из величайших своих героев.

Horatio Nelson ; 29 сентября 1758, Бёрнем-Торп (англ.) русск. , графство Норфолк - 21 октября 1805, мыс Трафальгар , Испания) - командующий британским флотом, вице-адмирал (1 января 1801), барон Нильский (1798), виконт (1801).

Биография

Детство и юность

Родился в семье приходского священника Эдмунда Нельсона (1722-1802) и Кэтрин Саклинг (1725-1767). Род Нельсонов был богословским . Священниками служили три поколения мужчин этой семьи. В семье Эдмунда Нельсона было одиннадцать детей, воспитывал он их строго, любил порядок во всём, считал свежий воздух и физические упражнения очень важными в деле воспитания, искренне верил в Бога, считал себя истинным джентльменом и отчасти даже учёным. Горацио рос болезненным ребёнком, небольшого роста, но с живым характером. В 1767 году умерла мать Горацио - Кэтрин Нельсон - в возрасте сорока двух лет. Эдмунд Нельсон после смерти супруги так и не женился. Горацио особенно сблизился с братом Уильямом, который впоследствии пошёл по стопам отца и стал священником. Горацио отучился в двух школах: начальной Даунем-Маркет и средней в Норвиче , изучил Шекспира и основы латыни, но склонности к учёбе у него не было.

В 1771 году в 12 лет он поступил юнгой на корабль своего дяди капитана Мориса Саклинга, героя Семилетней войны . Реакция дяди на желание Горацио поступить на флот была следующей: «Чем провинился бедный Горацио, что именно ему, самому хрупкому из всех, придётся нести морскую службу? Но пусть приезжает. Может, в первом же бою пушечное ядро снесёт ему голову и избавит от всех забот!» Вскоре дядюшкин корабль «Резонабль» был поставлен на консервацию, и Горацио по просьбе дяди перевели на линейный корабль «Триумф». Капитан «Триумфа» собирался идти в Вест-Индию , и именно в этом рейсе молодой Нельсон получил первые навыки морской службы. Впоследствии Нельсон вспоминал о первом плавании: «Если я и не преуспел в своём образовании, то, во всяком случае, приобрёл много практических навыков, отвращение к Королевскому флоту и усвоил девиз матросов: „В борьбе за награды и славу вперёд, отважный моряк!“» Затем он работал вестовым на другом корабле. После этого Саклинг забрал племянника к себе на «Триумф» в качестве мичмана . Корабль нёс дозорную службу, а капитан Саклинг занимался морским образованием племянника. Под руководством дяди Горацио овладел основами навигации, научился читать карту и исполнять обязанности канонира. Вскоре молодой Нельсон получает в своё распоряжение баркас и ходит на нём в устьях Темзы и Мидуэя.

Летом 1773 года была организована полярная экспедиция, в составе которой был и четырнадцатилетний Горацио, направленный служить на «Каркасс ». Экспедиция не принесла успеха и по сей день известна лишь тем, что в ней участвовал будущий герой. Однако и там Горацио поразил всех своей храбростью, когда ночью, увидев белого медведя, схватил мушкет и погнался за ним, к ужасу капитана корабля. Медведь, напуганный выстрелом пушки, скрылся, а по возвращении на корабль Нельсон взял всю вину на себя. Капитан, ругая его, в душе восхищался храбростью молодого человека. Полярные приключения закалили героя, и он жаждал новых подвигов.

В 1773 году он стал матросом 1-го класса на бриге «Сихорс». Почти год Нельсон провёл в Индийском океане. В 1775 году он свалился с приступом лихорадки, его доставили на судно «Дельфин» и отправили к берегам Англии. Обратное плавание длилось более шести месяцев. Много позднее Нельсон вспоминал о некоем видении на пути из Индии: «Некий свет, нисходивший с неба, сверкающее светило, зовущее к славе и триумфу» . По прибытии на родину его назначили на корабль «Вустер » четвёртым лейтенантом, то есть он был уже вахтенным начальником, хотя не имел ещё офицерского чина. Он нёс патрульную службу и сопровождал торговые караваны.

Участие в Американской революции и болезнь

Весной 1777 года Горацио Нельсон сдаёт экзамен на чин лейтенанта , как говорят, не без помощи своего всесильного дяди капитана Саклинга, который был председателем экзаменационной комиссии. Сразу же после удачно сданного экзамена он получает назначение на фрегат «Лоуэстоф », который отплывал в Вест-Индию. Офицерский тост перед отплытием: «За кровопролитную войну и сезон, несущий болезни!» Команда «Лоуэстофа» относилась к молодому лейтенанту с уважением и, когда он покидал фрегат, подарила ему на память шкатулку из слоновой кости в виде их фрегата. Нельсон перешел на флагманский корабль «Бристоль » под командованием Паркера.

В 1778 году Нельсон становится коммандером и получает назначение на бриг «Беджер », охраняющий восточный берег Латинской Америки. Служба по охране побережья была беспокойной, так как постоянно приходилось гоняться за контрабандистами. В один из дней стоянки «Беджера» в заливе Монтего внезапно загорелся бриг «Глазго». Благодаря действиям Нельсона команда брига была спасена.

В 1779 году двадцатилетний Нельсон становится полным капитаном и получает под командование 28-пушечный фрегат «Хинчинбрук ». В первом самостоятельном плавании у берегов Америки он захватил несколько груженых судов, призовая сумма составила около 800 фунтов, часть этих денег он переслал отцу.

В 1780 году по приказу адмирала Паркера Нельсон покидает Ямайку , высаживает десант в устье реки Сан-Хуан , цель - захват форта Сан-Хуан. Форт был взят, но без Нельсона, которому было приказано вернуться на Ямайку, что спасло ему жизнь, так как большинство матросов умерло от желтой лихорадки. Больной лечился от малярии в доме адмирала Паркера, где он был принят как сын. С первым судном его отправляют в Англию лечиться. Он приезжает в курортный городок Бат , откуда пишет: «Я отдал бы все, чтобы снова быть в Порт-Ройале . Здесь нет леди Паркер, а слуги не обращают на меня никакого внимания, и я валяюсь как бревно». Выздоровление шло медленно. Он посещает брата Уильяма в Норфолке, узнает о желании брата стать судовым священником. Это приводит Горацио в ужас, он, как никто другой, зная морские нравы, осознает, что это дело невероятно трудное и неблагодарное. Однако брат остается при своем мнении.

Влюблённость

Вскоре последовало назначение на «Албемарль», он был отправлен в Данию , затем служил в Квебеке . Здесь Горацио встретил свою первую любовь - 16-летнюю дочь начальника военной полиции Мэри Симпсон. Из его писем видно, что он никогда еще не испытывал подобных чувств и не имел опыт в делах любовных. Он мечтал, что увезет Мэри на родину и тихо заживёт с ней в сельском Норфолке: «Что мне флот и что мне теперь карьера, когда я нашёл настоящую любовь!» Однако, предаваясь мечтам, влюбленный даже не удосужился спросить Мэри о её чувствах к нему. Друзья уговорили его не делать пока предложение и проверить свои чувства, отправившись в Нью-Йорк - новый порт приписки «Албемарля». Здесь он знакомился с принцем Уильямом, будущим королём Англии Вильгельмом IV . Принц вспоминал: «Когда Нельсон прибыл в своём баркасе, он показался мне мальчиком в форме капитана» .

В 1783 году взяв отпуск, он едет с другом во Францию , его неприятно удивляет эта страна - вечный враг Англии . Там Нельсон влюбляется в некую мисс Эндрюс, но взаимности от неё он так и не добивается. Он уезжает в Лондон и оттуда пишет брату: «В Лондоне столько соблазнов, что жизнь мужчины уходит на них целиком». К удивлению многих, Нельсон хочет стать парламентарием и лоббировать интересы Адмиралтейства в парламенте, однако, когда первый лорд адмиралтейства предлагает ему вернуться на службу, тот немедленно соглашается, так с политикой было покончено. Ему предложили фрегат «Борей», который должен был нести дозорную службу в Вест-Индии. В штат судна Нельсону пришлось включить брата Уильяма, который так и не отказался от мысли нести Благую Весть морякам. У Порта Дил капитан узнал, что голландцы захватили 16 английских моряков, он отправил на борт голландского судна вооружённый отряд и открыл пушечные порты, моряки были отпущены и пополнили команду «Борея». В 1784 году фрегат вошёл в гавань острова Антигуа , его приводили в порядок и нагружали запасами. Между тем капитан успел познакомиться и влюбиться в Джейн Моутрей, жену представителя Адмиралтейства на Антигуа, вскоре же чиновника отозвали в Англию и вместе с ним отбыла его красавица жена. Брат Уильям, разочаровавшись в должности судового священника, запил и тяжело заболел, его пришлось отправить домой в Англию.

Не сложились отношения у Нельсона и с командующим. Основной задачей Нельсона в Вест-Индии был контроль за соблюдением Навигационного акта, согласно которому в английские колониальные порты можно было ввозить товары исключительно на английских судах, таким образом английские купцы и судовладельцы получали монополию на торговлю и одновременно этот акт поддерживал британский флот.

Ссора с торговцами

После завоевания Соединенными Штатами независимости американские суда стали иностранными и не могли торговать на тех же условиях, однако рынок сформировался, и американцы продолжали торговлю. Местные английские чиновники знали об этом, но молчали, так как получали весомый процент с контрабанды. Нельсон считал, если торговля американцев наносит ущерб Англии, она должна быть искоренена. Впоследствии он вспоминал: «В бытность свою колонистами американцы владели почти всею торговлей от Америки до Вест-Индийских островов, а когда война закончилась, они забыли, что одержав победу, они стали иностранцами и теперь не имеют права торговать с британскими колониями. Наши губернаторы и таможенные чиновники делают вид, что по Навигационному акту у них есть право торговать, а население Вест-Индийских островов хочет того, что ему выгодно. Предварительно уведомив губернаторов, таможенников и американцев в том, что я собираюсь делать, я захватил множество судов, что и настроило против меня все эти группировки. Меня гнали от одного острова к другому, я подолгу даже не мог сойти на сушу. Но мои незыблемые моральные правила помогли мне выстоять, и когда в этой проблеме разобрались получше, я получил поддержку с родины. Я доказал, что должность капитана военного судна обязывает его соблюдать все морские законы и выполнять поручения Адмиралтейства, а не быть таможенником». На Нельсона писали жалобы, однако король обещал ему свою поддержку в случае суда. Капитан и представить себе не мог, что с вест-индийской контрабанды кормились не только местный генерал-губернатор и командующий эскадрой, но также огромное количество лондонских чиновников, так он приобрёл в столице множество высокопоставленных врагов.

Женитьба

Новый жизненный этап начался с того, что Нельсона попросили доставить на остров Барбадос племянницу Джона Герберта мисс Перри Герберт. По прибытии его пригласили в гости и там он впервые увидел вторую племянницу Герберта молодую вдову Фрэнсис Нисбет, в домашнем кругу её ласково именовали Фанни, от первого брака у неё был сын. Нельсон влюбился сразу: «У меня нет ни малейшего сомнения, что мы будем счастливой парой, а если не будем, то по моей вине» . 11 марта 1787 года состоялась их свадьба.

Французские революционные войны

В 1787 году Нельсон покидает Вест-Индию, он едет домой, Фанни с сыном отбыли немного позднее. В 1793 году, с началом войны против Франции , получил должность капитана линейного корабля в составе Средиземноморской эскадры адмирала Сэмюэля Худа . В этом же году он принял активное участие в боевых действиях под Тулоном , в июле 1794 года командовал десантом на Корсике , получив ранение правого глаза при осаде крепости Кальви , а 13 июля 1795 года отличился в морском сражении, принудив к сдаче французский корабль, намного превосходивший по мощи его собственный.

14 февраля 1797 года участвовал в сражении у мыса Сент-Винсент (крайней юго-западной оконечности Португалии). По собственной инициативе он вывел свой корабль из линейного строя эскадры и осуществил маневр, имевший решающее значение для разгрома испанского флота. Два из четырех захваченных англичанами испанских кораблей были взяты на абордаж под личным командованием Нельсона, получившего за этот бой рыцарский крест ордена Бани и чин контр-адмирала синего флага (синей эскадры).

В июле 1797 года при неудачной попытке захватить порт Санта-Крус-де-Тенерифе Нельсон потерял правую руку.

Наполеоновские войны

С 1798 года командовал эскадрой, направленной в Средиземное море для противодействия предпринятой Францией Египетской экспедиции 1798-1801 . Английская эскадра не сумела помешать высадке французских войск в Александрии , однако 1-2 августа 1798 года Нельсону удалось разгромить французский флот при Абукире , отрезав армию Наполеона Бонапарта в Египте , сам Нельсон получил ранение в голову. В награду Георг III сделал Нельсона пэром-бароном Нила и Бернем-Торпа . В августе 1799 года за восстановление Османского господства в Египте был награждён Султаном Селимом III орденом полумесяца и пожалован челенком .

Если влияние Эммы Гамильтон и королевы Каролины сказалось, то несколько позднее (не в 1798, а в 1799 г.), и выразилось оно в позорящем память знаменитого английского адмирала попустительстве свирепому белому террору и даже в некотором прямом участии в безобразных эксцессах того времени… Нельсон решил повесить адмирала Караччиоло , командовавшего флотом республиканцев. Он наскоро организовал военный суд и, побуждаемый своей любовницей леди Гамильтон, которая, собираясь уезжать, хотела обязательно присутствовать при повешении, приказал немедленно же исполнить приговор. Караччиоло был повешен в самый день суда 18 (29) июня 1799 г. на борту линейного корабля «Minerva». Тело Караччиоло весь день продолжало висеть на корабле. «Необходим пример»,- пояснял английский посол Гамильтон, вполне стоивший своей супруги

В 1801 году был 2-м флагманом в эскадре адмирала Хайда Паркера при действиях в Балтийском море и бомбардировке Копенгагена , затем командовал эскадрой в Ла-Манше , которая была сформирована для противодействия Булонской флотилии французов. В 1803-1805 годах командующий эскадрой Средиземного моря , действовавшей против Франции и Испании . В сентябре 1805 года эскадра Нельсона заблокировала франко-испанский флот в Кадисе , а 21 октября разгромила его в Трафальгарском морском сражении , в котором Нельсон был смертельно ранен французским снайпером в первый день битвы, при наступлении на объединённые силы французского и испанского флота. Мушкетная пуля, выпущенная с расстояния 15 метров, пробила золотой эполет адмирала, прошла через плечо, раздробила позвоночник и пробила лёгкое, наполнив его кровью .

Образ в кино

• «Трафальгарская битва» (1911) - Сидней Бутс
• «Нельсон» (1918) - Дональд Калтруп
• «Романс леди Гамильтон» (1919) - Хамберстон Райт
• «Леди Гамильтон» (1921) - Конрад Вейдт
• «Нельсон» (1926) - Седрик Хардвик
• «The Divine Lady» (1929) - Виктор Варкони
• «Lloyd’s of London» (1936) - Джон Бартон и Дуглас Скотт
• «Леди Гамильтон » (1941) - Лоренс Оливье
• «Юный мистер Питт» (1942) - Стефен Хаггард
• «Tyrant of the Sea» (1950) - Лестер Мэттью
• «The Powder Monkey» (1951) - Эндрю Осборн / Ричард Лонгман
• «Адмирал Ушаков » (1953) - Иван Соловьев
• «Корабли штурмуют бастионы » (1953) - Иван Соловьев
• «Тритон» (1961) - Роберт Джеймс
• «Тритон» (1968), «Пегас» (1969) - Терри Скалли
• «Carry on Jack» (1963) - Джимми Томпсон
• «Le calde notti di Lady Hamilton» (1968) - Ричард Джонсон
• «Летающий цирк Монти Пайтона » (1970) - Эрик Идл
• «Bequest to the Nation» (1973) - Петер Финч
• «The Duke of Wellington at Stratfield Saye» (1979) - Алан Пенн
• «Я помню Нельсона (телесериал) » / «I Remember Nelson» (1982) - Кеннет Колли
• «Наполеон и Жозефина » / «Napoleon and Josephine: A Love Story» (1987) - Николас Грейс
• «Blackadder’s Christmas Carol» (1988) - Филипп Поуп
• «Духи Альбиона (телесериал) » / «Ghosts of Albion» (2003-2004) - Энтони Дэниэлс
• «Луиза Санфеличе » (2004) - Йоханнес Зилбершнайдер
• «Trafalgar Battle Surgeon» (2005) - Роберт Линг
• «Адъютанты любви » (2005) - Александр Абдулов

Напишите отзыв о статье "Нельсон, Горацио"

Примечания

Литература

• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Нельсон Горацио // Советская военная энциклопедия. - М., 1978. - Т. 5.
• Джордан Д. Горацио Нельсон. // Великие адмиралы. Сборник. - М.: АСТ , 2002. - ISBN 5-17-010478-2
• Сакович А. Сент-Винсент. // Морской сборник. - 1916. - № 7.
• Трухановский В. Г. Судьба адмирала: Триумф и трагедия. - М.: Молодая гвардия , 1984.
• Хибберт К. Частная жизнь адмирала Нельсона. - М.: АСТ; АСТ Москва; Транзиткнига, 2006. - ISBN 5-17-031326-8 ; 5-9713-0604-9 ; 5-9578-1891-7
• Шигин В. Адмирал Нельсон. - М.: Молодая гвардия, 2010. - ISBN 978-5-235-03278-1
• Эджингтон Г. Адмирал Нельсон: История жизни и любви. - М.: Прогресс-академия , 1992. - ISBN 5-01-003662-2

Ссылки

• Николай Скрицкий.
• . На сайте «Хронос » .

Отрывок, характеризующий Нельсон, Горацио

Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.

Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.

Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.
Он подозвал к себе старших генералов.
– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n"a qu"a s"aider d"elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.

В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c"est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.