Эти особенности весьма красноречивы и оттеняют особый статус этого вида толкования:

1. судебное толкование осуществляется судебными органами, где заняты профессионально подготовленные работники, осуществляющие деятельность по рассмотрению юридических дел. Согласно действующему законодательству, чтобы стать судьей, надо обязательно иметь высшее юридическое образование, пятилетний стаж работы по юридической профессии;

2. судебное толкование бывает казуальным и нормативным.

Казуальное толкование могут давать все судьи в связи с рассматриваемыми делами. Однако если казуальное толкование дает суд высшей инстанции, оно в силу особой авторитетности толкователя может приобрести обязательный характер, т. е. учитываться и другими правоприменительными органами при разрешении аналогичных дел.

Нормативное толкование - прерогатива только высших судебных инстанций, где работают высшие профессионалы своего дела. Оно производится на основе обобщения судебной практики;

3. причинами и поводами судебного толкования являются выявленные недостатки и ошибки в применении закона, нарушения законов, отсутствие единства в правоприменительной практике, затруднения в применении законов, неправильное понимание и истолкование законов и т. п.;

4. судебное толкование преследует следующие цели:

§ установить единообразие в применении законов;

§ устранить недостатки в судебной практике;

5. основой судебного толкования является судебная практика;

6. результаты нормативного судебного толкования судов высших инстанций обязательны для нижестоящих судов.

Толкование - это мыслительная деятельность, пронизывающая весь процесс правового регулирования и претендующая на универсальность.Правотворческую работу необходимо начинать с толкования имеющихся нормативных актов, с тем чтобы уяснить, действенны ли они или нуждаются в замене. Толкование осуществляется и когда речь идет о реализации права: сначала надо уяснить суть нормы права, а затем принимать решение о ее реализации. И, конечно, особая роль принадлежит толкованию при применении нормативных актов, поскольку оно часто связано с наложением санкций или других юридических последствий

Неофициальное толкование права

Рассмотрение видов толкования по субъектам преследует цель выявить особенности применения ими интерпретационной технологии.

В юридической науке аксиоматичным является деление толкования по субъектам на неофициальное и официальное. В данном параграфе речь будет идти о неофициальном толковании. Неофициальному толкованию «повезло» меньше, чем официальному, поскольку по причине исключительной важности и обязательности последнего внимание всегда было сосредоточено на толковании официальном. Появление работы Л. В. Соцуро исправляет указанный исследовательский перекос.

Анализ сущности феномена толкования позволяет дать ему следующее определение. Толкование (лат. interpretatio) - познавательная процедура установления содержания понятия, разъяснение неясного или скрытого значения символа или текста посредством установления истинного соответствия между символом и репрезентируемым им фрагментом онтологической реальности.

В философии выделяется два структурных момента толкования: толкование как «работа мышления» и толкование как результат указанной процедуры . В первом случае речь идет о моменте раскрытия смыслового содержания интерпретируемого объекта до подбора соответствующих языковых средств для описания. Этот момент корректно обозначать термином «истолкование». Во втором случае - в случае достигнутого результата истолкования, можно говорить о «конкретной интерпретации»; об интерпретации, выражающейся в наличии устного, письменного или иного текста.

В теории права при рассмотрении выделенных двух моментов процедуры толкования они связываются с волевой и интеллектуальной стороной познавательной процедуры интерпретации правовых актов и называются компонентом уяснения «для себя» и компонентом разъяснения для других: «Толкование (интерпретация) - это не само познание, а деятельность по установлению содержания нормативных предписаний. Эта деятельность, как и вообще юридическое толкование, складывается из двух основных элементов:
а) уяснения содержания нормативного предписания и б) его разъяснения. Уяснение - первый и обязательный элемент толкования, выражающий его познавательную функцию. Здесь лицо раскрывает содержание нормативного предписания для себя. В полной же мере значение толкования как деятельности проявляется в разъяснении, когда лицо в той или иной форме внешне выражает свое понимание».

Так, А. Ф. Черданцев выделяет в толковании права четыре аспекта: познавательный процесс, идущий от текста правовых актов
к объективному содержанию норм права и одновременно - от норм права к правовой теории; результат познавательной деятельности - совокупность значений (смыслов), придаваемых правовому тексту или его фрагментам; сравнение правового текста с совокупностью суждений о его смысле; разъяснение как коммуникативная связь между двумя субъектами, один из которых стремится донести смысл права до другого.

Согласно определению Н. Н. Вопленко, «толкование права есть акты интеллектуально-волевой деятельности по уяснению и разъяснению смысла норм права в целях их наиболее правильной, законной реализации».

Распространенное в юридической литературе представление,
в соответствии с которым толкование права - это процесс уяснения и разъяснения правовых норм, обладает как достоинствами, так
и недостатками. К сильным сторонам такого подхода относится то, что он позволяет зафиксировать два реально существующих аспекта интерпретационной деятельности: внутренний и внешний. Действительно, нельзя не различать две стороны интерпретации как интеллектуального процесса: она протекает как в сознании человека,
в виде цепочки ассоциаций и умозаключений, так и в социально-речевой среде, как совокупность высказываний субъекта о смысле интерпретируемого текста или события. На первом этапе интерпретатор формирует свое собственное представление по существу проблемы, на втором - пытается повлиять на других, способствовать тому, чтобы они разделили его выводы и суждения.

Более того, можно выделить и третий аспект толкования -
поведенческий, так как интерпретация может выражаться не только
в словесной форме, но и конкретных действиях субъекта, обусловленных его пониманием соответствующего текста. Однако в области права практически не совершается «молчаливых» действий, которые не имели бы вербального сопровождения. Тем не менее поведенческий аспект юридического толкования имеет место
в рамках процесса применения права, когда интерпретация проявляется не только в разъяснении смысла правовой нормы, но и в индивидуально-властном решении, вынесенном на основании проделанного толкования этой нормы.

В то же время такое представление о толковании права, когда оно рассматривается как «уяснение и разъяснение», может вызвать иллюзию, будто бы речь идет о двух механически соединенных явлениях, т. е. что толкование - это своего рода собирательное понятие.

Таким образом, необходимо выделить нечто общее и существенное, что характерно и для уяснения, и для разъяснения, а значит, составляет основу процесса толкования в целом. Таким объединяющим началом, например, может считаться выявление смысла. Действительно, выявление вполне может происходить и «для себя», как внутренняя мыслительная процедура, и «для других», как процесс коммуникации, в ходе которого смысл текста (нормы) становится ясным не для одного субъекта, а для нескольких или многих.

Классик герменевтики П. Рикер пользуется по отношению
к процессу толкования такими выражениями, как «распечатывание», «рассекречивание»: «Что подразумеваем мы здесь под рассекречиванием? Оно означает, что в каждой герменевтической дисциплине интерпретация находится на стыке лингвистического и нелинг­вистического, языка и жизненного опыта (каким бы он ни был)…». Это означает, что изначально любой текст, в том числе юридический, является «закрытым» для читателя, и только в ходе процедуры толкования происходит соотнесение данного текста как системы знаков с жизненным миром субъекта, в результате чего происходит своеобразная расшифровка текста, который становится не механическим набором букв и слов, а носителем социально значимого смысла.

Необходимость выделения судебного толкования как самостоятельного явления обусловлена в первую очередь соображениями практического порядка. Дело в том, что официальное толкование правовых норм, осуществляемое судебными органами, представляет очевидный интерес с точки зрения степени влияния на общее состояние правовой системы. Защита прав и свобод человека, интересов государства и общества во многом обеспечивается именно органами судебной власти. Более того, именно суд выступает тем институтом, который «переводит» волю законодателя в форму конкретных решений, непосредственно затрагивающих судьбу отдельных граждан и социальных групп.

В современной западной философии права значительное внимание уделяется особой роли суда и правосудия в организации человеческого сообщества. Так, в герменевтической концепции права
П. Рикера право и суд рассматриваются как особые средства, направленные на то, чтобы совладать с насилием в обществе: «Суд предстает перед нами как регламентированная форма конфликта
и тем самым - противоположность насилию. Можно сказать, что процесс - это правовая переработка насилия посредством перенесения насилия в пространство слова и речи (parole et discours), ведь
в суде борьба происходит в словесной (de parole) форме».

Согласно Р. Жирару, судебная система выступает единственным способом избавления общества от жертвоприношений и кровной мести. Это возможно благодаря «суверенной самостоятельности» судебной власти, «которая обрела полномочия раз и навсегда и решения которой не может оспорить - по крайней мере, в принципе - ни одна группа, ни даже единодушная воля всего коллектива.
Не представляя ни одну частную группу, будучи лишь собой, судебная власть не связана ни с кем в частности и потому служит всем сразу, и все склоняются перед ее решениями. Лишь судебная система без колебаний всегда бьет по насилию прямой наводкой, поскольку обладает абсолютной монополией на насилие. Благодаря этой монополии, ей обычно удается погасить, а не обострять, не распространять, не умножать месть, к чему привело бы подобное поведение в первобытном обществе».

Таким образом, общий лейтмотив этих и других теоретических построений, касающихся природы судебной власти, можно свести
к тому, что суд является той социальной инстанцией, которая своим существованием и деятельностью поддерживает в обществе необходимый минимум порядка и безопасности, предохраняя от вспышек насилия. При этом гарантией такого статуса судебной власти является известная привилегированность, обособленность ее положения в обществе.

«Создатели теории разделения властей, - указывает, в частности, В. М. Лебедев, - придавали суду первостепенное и совершенно самостоятельное значение в обеспечении законности, справедливости и свободы при условии, что судебная власть не будет зависеть от других властей. Поэтому самостоятельность и независимость судебной власти нужна не для того, чтобы стать неконтролируемой
и неуправляемой, не для самоутверждения судебного корпуса и его элитности, а для обеспечения реальной возможности пресечь произвол других властей и защитить права и свободы как отдельных граждан, так и их объединений и общества в целом».

В отмеченной выше ситуации усложнения социальной жизни, связанной с нарастанием неопределенности и характерной для ранних ступеней развития цивилизации, именно суд становится тем институтом, который принимает на себя миссию формирования необходимой мирной и стабильной социальной среды путем решения возникающих конфликтов.

Более того, «при определении критериев отличия правовых явлений от неправовых целесообразно взять за основу юстициабельность права как единство правила и процедуры, обеспечивающего институционально и процессуально организованное принятие решения на основе нормы». Иными словами, именно суд изначально выступает тем субъектом, который конституирует те или иные социальные правила поведения в качестве юридических норм.

Характерные особенности судебного толкования права можно объединить в виде нескольких групп.

1. Субъект . Судебное толкование права - это особый подвид официального толкования права, выделяемый по признаку субъекта. Суд - это самостоятельный государственный орган, т. е. организационно обособленное подразделение государственного механизма, наделенное собственными полномочиями и располагающее необходимыми средствами для их осуществления.

Суд обладает независимостью. Согласно ст. 10 Конституции РФ судебная власть является самостоятельной по отношению к двум другим ветвям власти - законодательной и исполнительной. В ч. 1 ст. 120 Конституции РФ закреплен несколько иной принцип - независимость судей. В соответствии с ч. 4 ст. 1 Федерального закона «О статусе судей» от 26 июня 1992 г. № 3132-1 (в ред. Федерального закона
от 21 июня 1995 г. № 91-ФЗ) «судьи независимы и подчиняются только

Конституции Российской Федерации и закону. В своей деятельности по осуществлению правосудия они никому не подотчетны» (в ред. Федерального закона от 21 июня 1995 г. № 91-ФЗ).

Применительно к толкованию права это означает, в частности, что суд в своей интерпретационной деятельности не подчиняется никаким иным субъектам или инстанциям, однако он связан текстом самого интерпретируемого документа. Таким образом, по точному смыслу приведенного положения, суд не может в процессе толкования корректировать и видоизменять текст закона, так как
в этом случае не шла бы речь о «подчинении закону».

Решения суда, по общему правилу, являются обязательными. Следовательно, особое значение судебного толкования права состоит в том, что оно носит императивный, а не рекомендательный характер и обладает принудительной государственной силой.

2. Основания . Специфика правосудия состоит в том, что оно
начинается и протекает лишь при наличии определенных обстоятельств. Суд не обладает свойством инициативности, т. е. не может начать рассмотрение какого-либо вопроса исключительно по собственной воле. Как правило, необходимым условием начала судопроизводства выступает наличие обращения со стороны заинтересованных лиц.

По данному признаку можно выделить следующие основные случаи, когда судебный орган осуществляет толкование права:

В рамках рассмотрения конкретного уголовного, гражданского, административного и т. п. юридического дела (суды общей юрисдикции, арбитражные суды);

В связи с поступлением от физических или юридических лиц, государственных органов запроса или жалобы, непосредственно направленных на получение разъяснения смысла закона (органы конституционной юстиции);

В рамках обобщения судебной практики по той или иной категории дел с целью дачи нижестоящим судебным органов рекомендаций по правильному применению закона (Верховный, Высший арбитражный суды РФ и др.).

3. Процедура . Судебное познание, равно как и научное, обладает признаком процедурности, т. е. происходит в строго определенном порядке и в соответствии с установленными правилами и требованиями.

Более того, в случае с судебным толкованием права действует принцип инстанционности, который означает, что результат толкования в каждом конкретном случае может стать предметом последующей проверки. В ходе кассационного или апелляционного рассмотрения дела вышестоящий суд заново оценивает степень корректности, обоснованности и адекватности того варианта толкования права, который был предложен судом предшествующей инстанции. Такая многоступенчатая система контроля обязывает судебные органы к тщательности при осуществлении интерпретации.

Кроме того, судебные органы вынуждены учитывать и то обстоятельство, что даваемое ими толкование непосредственно затрагивает интересы сторон судебного разбирательства, а также иных участников судопроизводства. Это означает, что суд должен стремиться сделать свое понимание смысла правовой нормы максимально доступным и убедительным для всех лиц, участвующих
в рассмотрении дела, потому что именно они, в случае несогласия
с этим толкованием, могут обратиться с соответствующей жалобой в вышестоящую судебную инстанцию.

Итак, судебное толкование права - это выявление смысла правовой нормы, осуществляемое органом судебной власти в ходе процедуры судопроизводства . В этом смысле не являются примерами судебного толкования, например, комментарии к законодательству, подготовленные судьями, так как последние в данном случае выступают в качестве носителей частного мнения, а не представителей судебной власти. Аналогичным образом можно оценивать феномен «особых мнений» судей Конституционного суда Российской Федерации, которые, скорее всего, следует отнести к доктринальному типу толкования права.

Стратегическое значение, безусловно, имеет вопрос о цели толкования права. Является общим местом, что суд должен дать «правильное» толкование права, установить «истинный смысл» правовой нормы. Однако критерии правильности и истинности не являются сами собой разумеющимися, а напротив, носят ярко выраженный проблемный характер. По поводу того, что именно устанав­ливает суд или другой интерпретатор в процессе толкования, существуют несколько принципиальных позиций.

Первая классическая позиция сводится к тому, что задачей толкования права выступает установление воли законодателя. Наиболее отчетливо этот подход был сформулирован Н. М. Коркуновым: «Закон служит настолько источником права, насколько он выражает волю законодателя. Поэтому, если случайно выражения закона окажутся шире действительной воли законодателя, законом должно считать только то, что составляло действительную волю законодателя. Ошибка или неправильность языка не может служить источником права. Поэтому, ближайшим образом, задачу толкования законов составляет изъяснение воли законодателя, насколько оно выразилось в законодательном акте». Несмотря на последнюю оговорку (относительно выражения воли в законодательном акте), вполне очевидно, что абсолютный приоритет принадлежит воле законодателя, в том числе в случае ее конфликта с точным текстом закона.

Такое представление о задачах толкования в целом является характерным именно для дореволюционной российской юриспруденции. Например, крупнейший исследователь проблем толкования права Е. В. Васьковский указывал, что «задача толкования норм может быть определена наиболее точным образом так: толкование должно воспроизвести те представления и понятия, которые связывал с данной нормой ее создатель . Эти представления и понятия составляют смысл и содержание нормы и в то же время выражают мысль и волю автора. Поэтому задачу толкования можно еще формулировать как ″раскрытие содержания нормы ″, или ″развитие ее смысла ″, или ″выяснение мысли и воли законодателя ″». Может создаться впечатление, что автор этих суждений вообще не видит разницы между смыслом нормы и волей законодателя, т. е. не допускает возможности разрыва между ними, когда намерение законодателя выражено неадекватно или вообще осталось невыясненным. Дальнейшие пояснения Е. В. Васьковского несколько проливают свет на данную проблему: «Можно даже, олицетворяя норму, говорить о ″выяснении мысли или воли самой нормы″, но не следует забывать, что это не более, как фигуральное выражение. Норма
сама по себе не имеет ни воли, ни мысли; она представляет собой совокупность слов, т. е. известных условных знаков, посредством которых ее создатель сообщает гражданам то, что он думает и чего желает». Таким образом, в итоге Е. В. Васьковский все-таки
отрицает самостоятельную предметность правовой нормы и сводит ее к высказыванию законодателя.

Аналогично и мнение Е. Н. Трубецкого: «Такое толкование, которое не идет дальше буквы закона, в высшей степени опасно и может повести к многочисленным злоупотреблениям. Выяснение духа закона, намерений и целей, имевшихся в виду законодателем, - вот истинная и основная задача всякого толкования».

Второй подход к цели юридического толкования был в большей степени характерен для юридической науки советского периода.
Он связан с некоторым перенесением акцентов: центральным предметом толкования считается все-таки текст права, а не сама по себе воля законодателя. В частности, авторы фундаментального курса «Марксистско-ленинская общая теория государства и права»
по этому поводу писали: «Воля законодателя выражается в нормативном акте и при строгом режиме законности не может выступать как особый объект толкования отдельно от нормативного акта. Иная позиция ведет к отрыву этой воли от правового акта, противопоставляет содержание воли форме ее выражения. Задача толкования - выяснить смысл того, что законодатель сформулировал, а не то, что он намеревался выразить при издании нормативного акта… Советская правовая наука, отвергнув ненаучное противопоставление ″воли закона″ ″воле законодателя″, выработала правильное положение о том, что в процессе толкования установлению подлежит не всякая воля законодателя, а государственная воля, которая объективно выражена и закреплена в нормативных актах. Поэтому главным объектом толкования при строгом режиме законности должны быть нормативные акты, их текст».

Эта точка зрения является достаточно распространенной и в современной российской юридической науке: «В процессе толкования установлению подлежит воля законодателя, получившая свое объективное выражение в действующем законодательстве. Не намерения и мотивы законодателя, оставшиеся за пределами созданного им нормативного акта, а государственная воля, содержащая в себе меру и объем свободы, официально выраженной и объективно закрепленной в письменной форме, - является объектом познания
и интепретации».

Наконец, третья позиция относительно цели и смысла толкования права, по существу, отказывается признавать необходимым установление воли законодателя, этот фактор отодвигается на второй план или вообще устраняется из концепции толкования. Взамен предлагается учитывать более широкий социальный контекст. Такова, например, была позиция немецкого ученого-юриста И. Колера - «законы должны быть толкуемы не по мысли и воле законодателя,
но должны быть толкуемы социологически, т. е. должны быть изъясняемы, как продукты всего народа, органом которого является законодатель»; «закон есть орудие блага, средство для достижения человеком целей, для успехов культуры, для отстранения враждебных культуре сил, для развития народных сил... Соответственно тому определяется задача толкования: и орудие блага должно действовать различно, смотря по тому как складываются обстоятельства с течением времени и как изменяется культурная среда» .

В современной российской юридической науке также существуют аналогичные подходы. Например, А. И. Овчинников полагает: «Если ранее считалось необходимым установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим, соавторским, и, по сути, правоприменитель, выступая созаконодателем, создает новую норму, осуществляя акт подведения конкретного случая под общую норму». Иначе говоря, интерпретатор не выявляет изначальную волю автора текста,
а самостоятельно конструирует новый смысл, при этом опираясь не только на рациональные основания, но и на свои эмоции, желания, интуицию: «В юридической герменевтике положение, согласно которому судья осуществляет применение норм с помощью логического приема - дедукции (дедуктивного силлогизма), не испытывая никаких чувств (в ″оптимальном″ варианте), отвергается. Судья понимает и применяет нормы через ″желаемое право″, часто неосознаваемое, интуитивное, зависящее от ценностных предпочтений человека и возникающее под влиянием правового чувства. Это утверждение корректирует, на наш взгляд, широко распространенную ориентацию ученых-юристов, согласно которой оптимальным вариантом для функционирования правовой системы является создание ″беспробельных″, ″всеохватных″ законов с ликвидацией или минимизацией судейского правотворчества».

К пересмотру некоторых традиционных представлений о цели толкования права призывает также Ю. Е. Пермяков, критически относящийся к тому, что толкование права «понимается как отгадывание воли законодателя». Он полагает, что основное назначение толкования права состоит вовсе не в том, чтобы определить чью-то волю, лежавшую в основании правотворчества, а в том, чтобы сделать возможным «правовое суждение» (т. е., по существу, принятие практического решения на основании правовой нормы): «Теоретическая модель толкования, где юрист познает выраженную в норме волю законодателя, метафизична. Помимо этого, она - уже с точки зрения самой метафизики - неверна, поскольку воли законодателя нет, есть текст закона и воля субъекта права, которая его принуждает к соблюдению правил при оформлении самой себя в правовой поступок… О том, как толковать чужую волю, знает лишь тот, кому она открылась в акте мистического озарения». Иначе говоря, субъект толкования - интерпретатор - должен быть озабочен не тем, что хотел сказать законодатель в созданной им правовой норме, сколько принятием логичного и целесообразного решения, что неосуществимо без толкования применяемой нормы.

Такая эволюция взглядов, наблюдаемая в отечественной теории права на протяжении более чем ста лет, представляется в целом вполне объяснимой. Отождествление толкования права с установлением воли законодателя выглядит очень уязвимым по целому ряду причин. Прежде всего, достаточно очевидна прагматическая
и технологическая невыполнимость этой задачи. Дело в том, что само понятие «законодатель» является откровенной условностью, фикцией, собирательным выражением. Требовать выяснения воли законодателя - означает по меньшей мере предполагать, что законодатель представляет собой какого-то реального субъекта, обладающего единой волей и сознанием. Но кто же именно понимается под законодателем? Эту проблему пытался разрешить Е. В. Васьковский, говоря
о законе: «Автором его считается тот, кому в указанный момент принадлежит законодательная власть… Отсюда следует, что для определения смысла закона важно знать, что думал и желал выразить
в момент утверждения закона сам законодатель, т. е. в неограниченной монархии - государь, а в республиках и конституционных монархиях - те лица, которым в совокупности принадлежит законодательная власть». Но именно здесь, очевидно, и кроется принципиальное затруднение. Когда фигура законодателя представлена одним лицом – монархом, то выявление его воли представляет собой задачу если и непростую, то во всяком случае выполнимую.
Но когда речь идет о законодательном корпусе, то наличие у него какой-то единой воли представляется далеко не очевидным. Возможно, именно в этом заключается причина того, что учение о толковании права как установлении воли законодателя было наиболее распространенным именно в России при абсолютной монархии.

В современных государствах законодательная власть, как правило, принадлежит представительному органу и осуществляется им при участии органов исполнительной власти. Таким образом,
«законодатель» - это коллективный субъект. По мнению французского ученого М. Тропера, закон, принятый коллегиальным органом, - наиболее впечатляющий пример того, что попытки свести смысл закона к замыслу законодателя несостоятельны: «Автор текста - весь коллегиальный орган, а не только проголосовавшие за него действующие члены; но коллегиальный уполномоченный орган не может иметь замысла, ибо он не является психическим субъектом. Замысел отдельно взятых членов тоже не подлежит установлению. Например, в парламенте не все проголосовавшие за принятие текста выразили свое мнение в ходе дебатов, а те, кто высказался, могли скрыть свой истинный замысел. Даже если они высказывались
искренно, их намерения могли быть неоднозначными и даже противоречивыми». Наконец, в ряде случаев воля законодателя может не поддаваться установлению просто потому, что правовая норма применяется к такому случаю, который вообще не мог быть предусмотрен при создании закона.

Собственно, сама апелляция к воле законодателя при интерпретации нормативного текста представляется недостаточно обоснованной. Предполагается, что воля законодателя существует отдельно от самого закона и к тому же обладает по отношению к нему приоритетом, однако остается неясным, что придает ей такую высокую ценность. Современная западная правовая традиция основывается на идее верховенства закона, но не воли законодателя.

С другой стороны, преувеличенными представляются радикальные взгляды противоположного толка – о полной невозможности установить волю законодателя и о правоприменителе (судье) как подлинном и единственном авторе права, который создает его интуитивно, в каждом случае заново. Противоречие наблюдается
в уже цитированных словах А. И. Овчинникова о том, что судья-интерпретатор выступает соавтором, созаконодателем. Ведь соавторство возможно лишь при том условии, что участники творческого процесса понимают друг друга, хотя бы частично и на расстоянии. Модель соавторства означает, что судья и законодатель выполняют в правовом регулировании одинаково важные функции, хотя и различные по своему содержанию.

Таким образом, при толковании права судья не занимается реконструированием воли (намерения, замысла, желания) законодателя, а выявляет смысл уже существующего текста, получившего властную санкцию - закона, международного договора или иного источника права. При этом судья соотносит имеющийся юридический текст с социальными условиями и задачами правосудия, при необходимости делая выбор между возникающими альтернативными вариантами толкования.

Это позволяет также выделить следующие функции феномена судебного толкования права:

1. Познавательная функция. Это основная функция, которая вытекает из самого содержания толкования как способа рационального освоения действительности и соответствует ориентационной функции понимания (ее мы анализировали выше).

2. Селекционная функция. При толковании отбираются те варианты осмысления действительности, которые способны сделать когерентными, т. е. взаимно согласованными, осмысление фактов действительности и порядки разных уровней социальной реальности (ритуальный порядок, политический строй, правопорядок).
В случае судебного толкования речь идет об отборе из всего многообразия путей интерпретации такого варианта понимания юридического текста, который в наибольшей степени способствует сохранению и укреплению правового порядка.

3. Канонизирующая функция. Отобранный вариант толкования через наделение его атрибутом авторитетности или сакральности превращается в канон, т. е. в некоторое непререкаемое установление. Каноническое толкование становится критерием истинности для других толкований, обеспечивая единство интерпретаций.
Канон является частью системы принципов мироустройства. Пример проявления этой функции - это, в частности, канонические религиозные тексты. Акты официального, в т. ч. судебного, толкования права также выступают в качестве своеобразного канона, т. е. становятся образцом для иных субъектов, сталкивающихся с проблемой интерпретации тех же самых или аналогичных законодательных положений.

4. Практическая функция. Результат судебного толкования права становится основанием для вынесения конкретного юридически обязательного решения по делу, носящего властно-принудительный характер.

Что касается видов судебного толкования права, то можно выделять нормативное судебное толкование и казуальное судебное толкование . В первом случае предлагаемое судом разъяснение смысла правовой нормы само излагается в абстрактном виде, как общее правило; во втором случае толкование ориентировано на конкретный случай. Это не исключает того, что казуальное толкование впоследствии может быть распространено на аналогичные ситуации (так называемый «прецедент толкования»).

Можно также с некоторой долей условности различать толкование «встроенное» и «выделенное» . «Встроенное» толкование имеет место в том случае, когда разъяснение смысла правовой нормы приводится в тексте правоприменительного акта - например,
судебного решения или приговора. «Выделенное» толкование означает, что судом по вопросам толкования права издается самостоятельный документ, в котором не содержится решения по конкретному индивидуальному делу (примером могут служить постановления Конституционного суда РФ, пленумов Высшего арбитражного и Верховного судов РФ по вопросам судебной практики).

Как правило, встроенное толкование сочетается с казуальным,
а выделенное - с нормативным. Примером первого варианта может служить, в частности, постановление Президиума Верховного суда Российской Федерации от 5 марта 2008 г. № 43-П08 об удовлетворении надзорной жалобы; путем толкования ряда статей Конституции РФ и Уголовно-процессуального кодекса РФ Верховный суд пришел к выводу, что рассмотрение дела в кассационной инстанции было проведено без участия защитника, несмотря на ходатайства подсудимого, что явилось нарушением его права на защиту, в силу

чего определение суда кассационной инстанции, а также все последующие судебные решения, принятые по данному делу в порядке исполнения приговора, подлежат отмене.«Встроенное» судебное толкование имеет место, с нашей точки зрения, и в случае с решениями Конституционного суда Российской Федерации, выносимыми по вопросам признания законов и других нормативно-правовых актов соответствующими либо не соответствующими Конституции Российской Федерации. В постановлениях по таким делам толкование соответствующих норм права соединяется с решением в рамках «судебного нормоконтроля», в результате которого оспариваемый акт продолжает действовать или утрачивает силу.

К актам нормативного выделенного толкования относится, например, постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», где содержатся нормативные разъяснения относительно субъектов права на защиту чести и деловой репутации, порядка осуществления данного права, отличия чести
и репутации от других нематериальных благ, особенностей выносимых по данным делам судебных решений и т. п.

«Выделенное» толкование осуществляет также Конституционный суд РФ в рамках своего полномочия – давать официальное толкование Конституции Российской Федерации, так как в рамках
соответствующих постановлений не решаются никакие иные вопросы, помимо разъяснения спорных конституционных положений.

Эти особенности весьма красноречивы и оттеняют особый статус этого вида толкования:

1. судебное толкование осуществляется судебными органами, где заняты профессионально подготовленные работники, осуществляющие деятельность по рассмотрению юридических дел. Согласно действующему законодательству, чтобы стать судьей, нужно обязательно иметь высшее юридическое образование, пятилетний стаж работы по юридической профессии;

2. судебное толкование бывает казуальным и нормативным.

Казуальное толкование могут давать всœе судьи в связи с рассматриваемыми делами. При этом если казуальное толкование дает суд высшей инстанции, оно в силу особой авторитетности толкователя может приобрести обязательный характер, т. е. учитываться и другими правоприменительными органами при разрешении аналогичных дел.

Нормативное толкование - прерогатива только высших судебных инстанций, где работают высшие профессионалы своего дела. Оно производится на базе обобщения судебной практики;

3. причинами и поводами судебного толкования являются выявленные недостатки и ошибки в применении закона, нарушения законов, отсутствие единства в правоприменительной практике, затруднения в применении законов, неправильное понимание и истолкование законов и т. п.;

4. судебное толкование преследует следующие цели:

§ установить единообразие в применении законов;

§ устранить недостатки в судебной практике;

5. основой судебного толкования является судебная практика;

6. результаты нормативного судебного толкования судов высших инстанций обязательны для нижестоящих судов.

Толкование - это мыслительная деятельность, пронизывающая весь процесс правового регулирования и претендующая на универсальность.Правотворческую работу крайне важно начинать с толкования имеющихся нормативных актов, с тем чтобы уяснить, действенны ли они или нуждаются в замене. Толкование осуществляется и когда речь идет о реализации права: сначала нужно уяснить суть нормы права, а затем принимать решение о ее реализации. И, конечно, особая роль принадлежит толкованию при применении нормативных актов, поскольку оно часто связано с наложением санкций или других юридических последствий

Неофициальное толкование права

Рассмотрение видов толкования по субъектам преследует цель выявить особенности применения ими интерпретационной технологии.

В юридической науке аксиоматичным является делœение толкования по субъектам на неофициальное и официальное. В данном параграфе речь будет идти о неофициальном толковании. Неофициальному толкованию ʼʼповезлоʼʼ меньше, чем официальному, поскольку по причинœе исключительной важности и обязательности последнего внимание всœегда было сосредоточено на толковании официальном. Появление работы Л. В. Соцуро исправляет указанный исследовательский перекос.

Виды толкования права

2.1. Виды толкования права по субъектам. Субъекты толкования права – это лица, которые могут давать толкование действующим правовым нормам, уяснять и разъяснять их смысл. Поскольку в законодательстве нет никаких запретов относительно субъектов толкования права, толковать правовые нормы могут любые лица: и органы государства, и должностные лица, и негосударственные организации, и профессиональные юристы, и простые граждане. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что есть лица, которым официально разрешено толковать нормы права, и есть лица, которые такими полномочиями не обладают, хотя толковать правовые нормы им не запрещено. Вследствие этого толкование права, исходящее от разных субъектов, имеет разное юридическое значение. В зависимости от субъектов, осуществляющих толкование норм права, принято различать официальное и неофициальное толкование права.

Официальное толкование права – это толкование, которое осуществляется уполномоченными на то субъектами (компетентными органами). Как правило, это государственные органы и должностные лица (например, органы исполнительной власти, суды, судьи в правоприменительном процессе). Результаты такого толкования обычно фиксируются в официальных документах и обладают юридической силой. Они носят обязательный характер для лиц, которым адресуются (например, для подведомственных органов). В ряде случаев официальное толкование приобретает общеобязательный характер. Так, например, общеобязательным характером обладают руководящие разъяснения, которые дает Верховный Суд РФ нижестоящим судам по вопросам применения законодательства при рассмотрении тех или иных категорий судебных дел. В зависимости от того, носит официальное толкование общий или индивидуальный характер, оно подразделяется на нормативное и казуальное.

Нормативное толкование носит общий характер и адресуется неопределенному кругу лиц. Результатом такого толкования является создание так называемых интерпретационных норм, которые закрепляются в соответствующих документах (нормативно-правовых актах или актах толкования права) и обязательны для неопределенного круга субъектов. Эти нормы предписывают, как следует понимать те или иные нормы права, и являются своеобразными нормами о нормах. Нормативное толкование подразделяется в свою очередь на аутентическое и легальное. Аутентическое (его называют также аутентичным) – это толкование, которое дается органом, издавшим нормы права (нормативный правовой акт). По общему правилу каждый правотворческий орган имеет право толковать те нормы, которые он издает. Никакого специального разрешения правотворческому органу для этого не требуется. Например, Государственная Дума РФ вправе давать толкование принятым ею законам, Президент РФ – принятым им нормативным указам, Правительство РФ – принятым им нормативным постановлениям. Легальное (его называют также делегированным) – это толкование, которое дается органами, не издававшими толкуемые нормы права (нормативные правовые акты), но наделенные со стороны государства правом их толковать. Так, согласно части 5 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд РФ имеет право давать толкование Конституции Российской Федерации. Правом толковать законы и подзаконные нормативные акты наделяются также Верховный Суд РФ и некоторые другие органы.

Казуальное толкование в отличие от нормативного не носит общего характера. Это толкование, которое дается нормам права применительно к конкретному случаю (казусу). Чаще всего такое толкование дается правоприменительными органами либо в процессе рассмотрения конкретных юридических дел, либо в случае пересмотра решений, вынесенных нижестоящими правоприменительными органами. В этой связи казуальное толкование права можно называть также правоприменительным толкованием. Формально акты казуального толкования обязательны только для решения тех дел, по которым они даны. Поэтому их нельзя механически переносить на другие, пусть даже однородные дела. Вместе с тем на практике акты казуального толкования, особенно акты высших судебных инстанций, являются образцом для других правоприменительных органов и учитываются ими при решении аналогичных дел. В результате создается некий прецедент толкования, который, правда, источником права в Российской Федерации не является, поскольку решения вышестоящих судебных или административных органов не обязательны для нижестоящих органов при разрешении ими аналогичных дел.

Неофициальное толкование права в отличие от официального дается субъектами, специально на это не уполномоченными. Ими могут быть, например, научные организации, отдельные ученые, адвокаты, юрисконсульты и даже простые граждане. Результаты неофициального толкования никакой юридической силы не имеют и для кого-либо не обязательны. Вместе с тем они играют подчас неоценимую роль в плане уяснения норм права теми или иными лицами. Неофициальное толкование права принято подразделять на обыденное, профессиональное и доктринальное.

Обыденное толкование права – это толкование, которое дается лицами, не обладающими профессиональными юридическими познаниями. В нем проявляется уровень правосознания различных категорий субъектов в виде правовых чувств, эмоций, переживаний, представлений. Такое толкование права опирается не столько на знание правовых норм, сколько на житейский опыт и имеет большое значение при соблюдении гражданами запретов, исполнении ими юридических обязанностей или использовании субъективных прав.

Профессиональное толкование права – это толкование, которое дается нормам права либо юристами-практиками, либо государственными служащими, имеющими соответствующий уровень правовых знаний в пределах своей практической деятельности. Здесь, однако, необходимо иметь в виду, что не всякое толкование, даваемое специалистами в области права, в частности юристами-практиками, является неофициальным. Например, толкование, которое, скажем, в уголовном процессе дают прокурор и адвокат будет неофициальным. Но вот толкование, которое в этом же процессе дает судья, будет уже официальным. Поэтому когда речь идет о неофициальном профессиональном толковании, важно обращать внимание на то, что такое толкование не является обязательным и юридической силы не имеет. Толкование, которое дают нормам права прокурор и адвокат как участники уголовного процесса, не носит обязательного характера. Оно не влияет на судебное решение и судья не связан их мнением относительно понимания той или иной нормы права. А вот толкование, которое даст нормам права в этом же процессе судья, будет иметь юридическую силу, поскольку результаты его толкования лягут в основу судебного решения.

Доктринальное (от слова «доктрина» – наука) толкование права – это толкование, которое дают правовым нормам ученые-юристы в монографиях, научных статьях, комментариях, на конференциях, в лекциях и т. д. Доктринальное толкование основывается на глубоком знании закономерностей развития и функционирования права, анализе законодательства, обобщении правоприменительной практики. Несмотря на неофициальный характер, доктринальное толкование оказывает большое влияние как на реализацию и применение права, так и на правотворчество. Особенно важное значение имеют научно-практические комментарии кодексов и других нормативно-правовых актов, которые широко используются в правоприменительной практике и служат незаменимым справочным пособием для правоприменителей.

2.2. Толкование права по объему. Подавляющее большинство норм в современном праве обладает, как известно, формальной определенностью. Это значит, что нормы права в основной своей массе имеют письменную форму и выражены в определенном тексте. Но за текстом правовой нормы всегда стоит известный смысл. В этой связи в норме права условно можно выделить два объема: текстовой (буква закона) и смысловой (дух закона). Текстовой и смысловой объемы правовой нормы могут совпадать, а могут и не совпадать. В принципе текст правовой нормы должен адекватно отражать ее смысл, т. е. буквальное выражение правовой нормы должно совпадать с ее действительным смыслом. Иначе говоря, буква закона должна адекватно выражать дух закона. Однако в действительности это происходит не всегда так. По тем или иным причинам законодателю не всегда удается в тексте правовой нормы адекватно выразить ее смысл, и в этом случае текстовой и смысловой объемы правовой нормы оказываются несоразмерными. Текст правовой нормы может либо сужать, либо расширять ее подлинный смысл.

В процессе толкования права, в частности в процессе его уяснения, интерпретатор (субъект толкования) должен установить, совпадают или не совпадают текстовой и смысловой объемы правовой нормы, адекватно текст правовой нормы отражает ее действительный смысл или нет. Если интерпретатор, толкуя правовую норму, приходит к выводу, что текст правовой нормы адекватно отражает ее действительный смысл, он дает норме буквальное (или адекватное) толкование. Если же в процессе толкования устанавливается несовпадение буквы и духа закона, т. е. несовпадение текстового и смыслового объемов правовой нормы, норме дается либо расширительное (по-другому – распространительное), либо ограничительное толкование. Иными словами, толкование права по объему может быть буквальным (адекватным), расширительным (распространительным) и ограничительным.

Поскольку текст правовой нормы в принципе должен адекватно отражать ее действительный смысл, толкование права должно быть буквальным . Толкуя правовую норму, интерпретатор устанавливает, что ее текст адекватно отражает ее смысл и дает ей буквальное толкование. В этом случае, как говорят французы, «что написано, то написано».

Если же интерпретатор устанавливает, что текст правовой нормы ограничивает ее подлинный смысл, он дает норме расширительное толкование. Так, например, норма, закрепленная в части 1 ст. 120 Конституции РФ, гласит: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону». Если данную норму толковать буквально, то получится, что судьи не должны подчиняться федеральным подзаконным нормативным правовым актам, а также нормативным правовым актам субъектов Российской Федерации. Но так ли это на самом деле? Из общих положений о понятии права мы знаем, что нормы права – это общеобязательные правила поведения. Следовательно, каждый, кто окажется в сфере действия той или иной нормы права, должен следовать ее предписаниям. А значит и суд, если он окажется в сфере действия норм подзаконного нормативного правового акта или нормативного правового акта субъекта Федерации, должен следовать этим нормам, и они для него также обязательны, как нормы Конституции и федерального закона. Поэтому норма, закрепленная в части 1 ст. 120 Конституции РФ, подлежит расширительному толкованию, и это означает, что судьи подчиняются не только Конституции РФ и федеральному закону, но и вообще любому нормативно-правовому акту и даже любому источнику права.

В научной и учебной литературе широко распространено мнение, что расширительному толкованию всегда подлежат нормы, содержащие незаконченный перечень обстоятельств, субъектов и т. д. Например, как уже отмечалось, часть 1 ст. 61 УК РФ содержит незаконченный перечень обстоятельств, смягчающих наказание, и поэтому подлежит, по мнению многих исследователей, расширительному толкованию. Думается, однако, что ни эта, ни подобные ей другие нормы права в расширительном толковании не нуждаются, поскольку законодатель предусмотрел возможность усмотрения правоприменительным органом. И это прямо вытекает из смысла соответствующих норм права. Как совершенно обоснованно отмечает В. М. Сырых, «…во всех таких случаях толкование не будет распространительным, поскольку здесь нет рассогласования буквы и духа нормативно-правового акта. Текстовое содержание изложено таким образом, что не только позволяет, но и прямо предусматривает возможность его дополнения интерпретатором…».

Ограничительное толкование правовой норме дается тогда, когда интерпретатор устанавливает, что текст правовой нормы расширяет ее подлинный смысл. Так, например, в пункте 1 ст. 34 СК РФ записано: «Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью». Буквальное толкование данной нормы приводит к выводу о том, что любое имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. Однако из смысла пункта 2 этой же статьи вытекает, что к имуществу, нажитому супругами во время брака, относится только общее имущество супругов, а пункт 2 ст. 36 СК РФ прямо говорит о том, что «вещи индивидуального пользования (одежда, обувь и другие), за исключением драгоценностей и других предметов роскоши, хотя и приобретенные в период брака за счет общих средств супругов, признаются собственностью того супруга, который ими пользовался».

В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что интерпретатор не может произвольно давать нормам права расширительное или ограничительное толкование, поскольку это неминуемо приведет к произволу и беззаконию. Расширительное или ограничительное толкование может иметь место только тогда, когда текст правовой нормы неадекватно отражает ее действительный смысл.

Государство может существовать и развиваться только при наличии в нем упорядоченных и одобряемых большинством населения механизмов разрешения споров. Судебную систему в теоретическом аспекте можно считать наиболее приспособленной для разрешения споров упорядоченной структурой, зависимой в большей степени от корпуса права, нежели от сиюминутной воли действующих субъектов исполнительной власти. Следует понимать, что законодательное установление не действует само по себе, ибо оно есть всего лишь неодушевленный текст. В социальной и правовой жизни принимают решения и воплощают их в жизнь акторы , оживляющие и применяющие закон согласно своему усмотрению. Законодательство, исполнительная и судебная системы требуют постоянных и интенсивных усилий для своего функционирования.

Будет ли достаточным для улучшения ситуации в той или иной общественной сфере написать проект закона, проголосовать за него в парламенте, подписать у монарха и опубликовать? Разумеется, этого недостаточно, поскольку «нельзя породить институцию и предположить, что она будет сама жить. Она будет сама жить только в той мере, в какой она будет возобновляться усилием человека, направленным на то, чтобы эта институция была. Например, закон нельзя установить, а потом о нем забыть, считая, что он будет продолжать существовать. Существование закона покоится целиком на существовании достаточного числа людей, которые нуждаются в нем как неотъемлемом элементе своего существования и готовы бороться и идти на смерть, для того, чтобы этот закон был» .

Законодательные органы навязывают обществу свою интерпретацию должного поведения, судьи принимают решение о квалификации юридического деяния согласно правилам о должном, но с учетом сущего – конкретных жизненных обстоятельств субъекта и состоявшихся ранее прецедентов толкования. Только борьба за право возобновляет его существование, субъективное толкование закона правоприменителями делает возможным достижение справедливости исключительно посредством сверхусилий. «Ничто человеческое не может само собой пребывать, оно постоянно должно возобновляться и только так может продолжать жить, а возобновляться оно может только на волне человеческого усилия, а усилия не может быть, если оно не направлено на эти предметы» .

Применяя закон к конкретным правоотношениям, судья всегда осуществляет его интерпретацию и толкование. Мишель Тропер обозначает толкование как деятельность: «… «толковать» означает указать либо определить значение чего-либо. Первая дефиниция исходит из предположения о возможности знания смысла и о том, что толкование является познавательной функцией, вторая же – что волеизъявительной. Каждое из приведенных определений соответствует отдельной теории. Таким образом, определение не относится к самому действию, которое выступает объектом теории, оно само по себе выражение этой теории. В свою очередь две упомянутые теории основаны на онтологических и эпистемологических допущениях. Онтологические: если я утверждаю, что толковать – это указывать на значение, значит, я предполагаю существование объективного смысла, поддающегося описанию.

И, напротив, я могу предположить, что значения не существует, а, стало быть, его можно только определить. Эпистемологические: каждая теория занимает в мыслительной системе место, которому присуща определенная функция. Можно, таким образом, представить себе эту интеллектуальную систему как практическую дискуссию (например, между судами); четкое определение толкования стало бы замечательным подспорьем в осуществлении судебной деятельности. Как утверждает дуайен Ведель, судья может осуществлять свои функции, реализовать свои полномочия, приводить аргументацию только в том случае, если он осознает, что эта деятельность заключается в определении смысла. И, напротив, можно представить себе эту мыслительную систему в качестве научной системы, и в таком случае следует искать не ту теорию, которая предоставляет наилучшие подспорья, а ту, которая соответствовала бы условиям данной науки» .

М. Тропер отмечает взаимосвязанность онтологических и эпистемологических допущений. Обозначая свою концепцию толкования как реалистическую, он уточняет, что исследуемое толкование – это толкование исключительно юридическое, юридическая интерпретация; оно эффективно в юридической системе, в отличие от музыкальной или литературной интерпретации, которую нужно рассматривать иначе. Объектами реалистической теории толкования может быть как поведение судей, т. е. психосоциальный феномен (в этом случае право трактуется как эффективное поведение), так и методика эффективного юридического рассуждения, которая пытается понять «непрямые обязательства», довлеющие над задействованными лицами и границами личных суждений, которыми они располагают, а также непрямые обязательства, которые они производят. Изложенная М. Тропером реалистическая теория толкования опирается на концецию толкования Г. Кельзена (хотя по многим пунктам расходится с ней) и сводится к трем основным предпосылкам: толкование является актом волеизъявления, а не познания; его объектом служат не нормы, а формулировки или факты; субъекты, осуществляющие толкование, наделены специфической властью. Волеизъявительный характер толкования подтверждается тремя сериями аргументов: не бывает толкования contra legem (интерпретация, противоречащая истинному смыслу закона); не существует независимого от замысла значения, которое следует обнаружить; не существует объективного значения .

Не существует, по мнению М. Тропера, и значения, которое могло бы быть сведено к замыслу законодателя, поскольку автором большинства законодательных текстов является коллегиальный орган, не являющийся психическим субъектом. Замысел отдельно взятых субъектов не подлежит установлению, юридический автор не всегда является автором в интеллектуальном смысле, например, когда принятый парламентом проект закона был разработан администрацией, т. е. исполнительной властью, что в равной степени характерно и для Великобритании и для России.

Поскольку разумные и рациональные люди реализуют через законодательный орган власти свои личные и групповые интересы, всегда можно выразить сомнение относительно равного значения законопроекта для всех граждан государства. Существование политической борьбы за власть в государстве поляризует интересы, мы обязаны отдавать отчет в том, что принятый в интересах одной группы лиц текст законодательного акта в дальнейшем будет применяться ко всему населению, в том числе, к оценке действий лиц, оппозиционно настроенных к правящей партии и ее руководству. Акт «О Парламенте» 1911 г. (с последующими изменениями) приучил английское общество к смене партий, к коалиционным компромиссам и поражениям неэффективно правящей партии на следующих выборах. Частично не избираемая верхняя палата английского парламента призвана усложнять правящей ad hoc политической партии прохождение законов, чтобы сделать законодательство более сбалансированным. Поскольку Палату общин в течение пяти лет может контролировать одна партия, Палата лордов выступает своего рода политическим противовесом с осознанием реальности прихода другой правящей партии на очередных парламентских выборах. Регулярная смена консерваторов и лейбористов в качестве правящих партий, а также ротация лидеров партий позволяет судебной системе, в том числе судьям высших судов, не попадать в зависимость от волеизъявления руководства правящей партии.

Несмотря на трудности формирования английской судебной системы, именно противостояние общего права, права справедливости и статутного права существенно повлияло на возникновение доктрины толкования закона. Общее право развивалось как право судейского усмотрения, внедрение директив лорда-канцлера вызывало у судей нежелание принимать положения права справедливости. Нормативные положения статутного законодательства, востребованного динамичным общественным развитием, также могли противоречить судебной практике. Для рационального и поступательного развития империи требовалась доктрина толкования, понятная не только судьям, юристам-практикам и юристам-ученым, но максимальному количеству подданных. Судебная реформа конца XIX в. привела к слиянию общего права с правом справедливости, оформившиеся в доктрину каноны толкования давали возможность при вынесении судебных решений разумно толковать нормы применяемых статутов и положений прецедентов. Население может предвидеть последствия своих юридически значимых действий только в случае понимания алгоритма судебной аргументации.

Доктрина толкования закона позволяет поддерживать интеллектуальное противостояние прецедентного права статутному праву, способствуя соблюдению баланса интересов гражданского общества и публичной власти. Пришедшая на несколько лет в результате тех или иных выборов лет группа лиц (политическая партия) в таких условиях не в состоянии установить авторитарный режим, осуществить свое быстрое обогащение за счет бюджета и подчиненного населения, приватизировать общее имущество в свою пользу и остаться править на десятилетия. Английская судебная система и судейский корпус, несмотря на свою включенность в структуру публичной власти, оказываются связанными, в том числе, доктриной толкования закона, препятствующей принятию несправедливых, неразумных, нерациональных решений.

Гражданское общество поддерживает судей, последовательно отстаивающих свое право на нормотворчество (создание прецедентных норм), мотивируя это публичным интересом в противостоянии реализации краткосрочных интересов пришедшей в парламент на несколько лет политической партии.

Можно утверждать, что в законодательном акте всегда доминируют интересы его инициаторов, составителей и олигархических групп. По мнению М. Тропера, ни в замысле законодателя, ни независимо от него не существует объективного значения. Единственное значение определяется толкованием; можно сказать, что до толкования текст не имеет значения, но он находится в ожидании такового. Из этого следуют важные теоретические выводы: объектом толкования является не норма, содержащая значение, а носитель этого значения, т. е. текст или факт. Текст подлежит толкованию всегда, а не только когда неясен. Толкование – это решение, касающееся определения ясности или неясности текста. Орган, уполномоченный осуществлять подлинное толкование , может объявить текст непонятным для обоснования необходимости своей (собственной) интерпретации; или, напротив, понятным, чтобы таким образом подтвердить его значение, не признавая, что на самом деле осуществляет толкование этого текста . Толкователь наделяет своими значениями факты окружающей действительности, например, обычай – повторяющуюся практику, сопровождающуюся ощущением ее обязательного характера . В судебном решении могут быть установлены факты, имеющие юридические последствия, составляющие обычай и представляющие в своей совокупности значение нормы, которой следует соответствовать.

Судебное толкование как реализация властного полномочия является актом волеизъявления, относящимся и к фактам, и к формулировкам. Его правильность или ошибочность доказать невозможно, поскольку вступившее в силу решение суда признается законным и обоснованным. Право на критику судебного толкования, процедура обжалования не изменяют правила – вступившее в силу судебное решение изменяет характер прав и обязанностей сторон: наделяет собственностью, обязывает пребывать определенный период в тюрьме, признает незаконным и не порождающим правовых последствий определенный акт. В случае отмены судебное решение de jure не будет существовать, в случае его изменения вышестоящей инстанцией оно продолжит свое действие в новой редакции, оставаясь законным и обоснованным. Какими бы оценками решение ни наделяли стороны, оно будет порождать юридические последствия в рассматриваемой нормативной системе. Многие российские судьи считают любое вступившее в законную силу судебное решение справедливым, отождествляя категории законности и справедливости. Опровергнуть доктринальное (как научное, так и обыденное) толкование невозможно, поскольку результат этого спора не приведет к изменению решения, а оценка качества аргументативных совокупностей, представленных оппонентами, будет являться не действительным знаком качества системы доказательств, а вкусовым (научным, практическим, каузальным и т. п.) пристрастием оценивающего субъекта.

В.В. Волков выделяет в поведении судей при принятии решений две модели: нормативную и эмпирическую. Нормативная модель оставляет судью один на один с текстом закона, представленными доказательствами и собственным внутренним убеждением. Конечно, кроме текста закона в распоряжении судей имеются решения и постановления высших судов, готовые решения по аналогичным делам и другие сходные документы, содержащие толкование законов и облегчающие их применение. Но они не содержат решения о виновности подсудимого или правоте сторон. Эмпирическая модель принятия судебных решений наделяет судью материальными и карьерными интересами, статусными амбициями, полом, биографией, предшествующим опытом, включенностью в социальную среду, контекстом иерархической организации и подчиненностью властным воздействиям в этой организации, нахождением в институциональной среде, где его действия оцениваются и эта оценка имеет ощутимые последствия.

Российскую правовую действительность можно охарактеризовать доминированием эмпирического подхода к принятию судебного решения, при котором процесс принятия решений задается не только кодексами, законами и юридическими обстоятельствами конкретного дела, а множеством экстралегальных факторов, которые переплетаются с легальными, а также тем, что этот процесс не локализован в голове отдельного судьи, а распределен по одной или нескольким организациям и коллективам с подвижными границами, хотя номинальное авторство решения и принадлежит конкретному судье или коллегии судей . Английскую модель поведения судей при принятии решения следует преимущественно отнести к нормативной.

Существенным отличием английского судебного нормотворчества является признанная компетенция судьи для составления казуального текста, отражающего судейское видение права в норме закона, прецедента, обычая, применительно к конкретным правоотношениям. Судья имеет полномочия, обязанность и способность дать оценку фактам и действиям субъекта не только с точки зрения одного статута, но в совокупности естественно-правовых и формально-юридических взаимодействий. Право является одним из элементов культуры этноса, а стороны судебного процесса, правоохранительные органы, защищающиеся и нападающие – суть равнозначные части ойкумены.

При планировании законодательного процесса, составлении проектов законов и их прохождении через парламент у акторов означенных процедур доминируют политические и финансовые составляющие, связанные со стремлением конкретной группы лиц, партии, кабинета сохранять свое влияние на политико-правовые и финансово-экономические процессы. Судьи, сталкиваясь с необходимостью принимать сегодняшние решения в рамках предложенных материалами судебного дела обстоятельств, в целях наилучшего обоснования принимаемого вновь решения обратятся к предшествующим, устоявшимся и исполненным решениям своих коллег. Несомненно, являясь людьми прогосударственного мировоззрения, судьи учитывают точку зрения исполнительной власти, но в процессе правоприменения они оперируют скорее понятиями общего права и его принципами, не обращая особого внимания на политические взгляды правительства . Общее право предоставляет судьям полномочия толковать закон, что означает ущемление превосходства парламента. Парламент, с позитивистской точки зрения, «создает» право в первичном смысле – он производит его, прокламирует. Суд же не производит право, а находит право среди законов, прецедентов и обычаев. Таким образом, можно сказать, что компетенция нахождения права принадлежит суду .

Законодательство и прецеденты являются первичными источниками права, а действительность каждого из них не выводится из другого или других юридических источников, хотя, конечно, прецедент подчинен законодательству в том отношении, что закон всегда может его аннулировать . Однако и прецеденты, основанные на статутах, нельзя считать вторичными источниками права в силу того, что они могут не подчиняться закону, хотя и стремятся ему следовать. К тому же «вторичные» прецеденты со временем превращаются в «первичные» источники права.

Даже в случае отмены всех статутов правовая система Англии все равно продолжит свое существование, хотя и не вполне соответствуя жизненным обстоятельствам. Если останутся только статуты, правовая система Англии перестанет существовать, образовав совокупность не согласованных между собой правил, не обеспечивающих решение ежедневных проблем. Можно констатировать, что законодательная деятельность и судебное правотворчество развиваются в английском праве с известной долей самостоятельности.