Знаешь ли ты кто такие раскулаченные лишенцы. Изгои страны советов

При проведении перевыборов Тагильского горсовета в 1928/29 гг. количество лиц, лишенных избирательных прав, по сравнению с 1926/27 гг. увеличилось на 69,4%. Во время самой перевыборной кампании дополнительно выявили и лишили изби­рательных прав 81 человека. С увеличением количества лишен­цев росла подача жалоб о восстановлении в избирательных пра­вах. В 1928 г. в Н. Тагильский горизбирком поступили 81 жалоба и ходатайства, из которых 17 было удовлетворено, отказали в 53 случаях, в 11 – затребовали дополнительные документы (8). При­менительно к масштабам республики в 1925/26 гг. через ВЦИК РСФСР прошло 469 жалоб и заявлений, в 1929 г. – уже 35,5 тыс. заявлений о восстановлении в избирательных правах (9).

В 1929 г. процесс лишения избирательных прав тесно вплетается в систему репрессивных мер, связанных с коллекти­визацией и ликвидацией крестьянства как экономически само­стоятельного класса. В постановлении СНК СССР от 21 мая 1929 г. лица, лишенные избирательных прав за систематическое применение наемного труда в сельском хозяйстве или на пред­приятии, в промысле, официально назывались кулаками. В Н. Тагиле горизбирком в 1929 г. составил 5 списков лишенцев, в ка­ждом из которых насчитывалось примерно по 200 человек. Число лишенцев в Н. Тагильском округе достаточно точно показывает докладная записка «Характеристика хода и итогов перевыборов низового соваппарата Тагильского округа» в окружной исполком от 30 марта 1929 г. (табл.1).

Таблица 1

Лишение избирательного права в 1928/29 гг. По сравнению с 1926/27 гг.»

Источник: АОАНТ. Ф.Р-70. Оп. 1. Д. 811. Л.35.

Лишенцы, помимо устранения от выборов, не имели пра­ва быть членами профсоюзов и занимать должности в органах власти. Не быть членом профсоюза означало: не иметь работы, доступа к покупке продуктов по заборным книжкам кооперативов, обслуживанию в предприятиях общественного питания. Кроме того, советская власть продолжала политику ограничения граж­данских прав принятием новых законов и постановлений. Законо­дательство Российской республики угрожало верующим и церкви, карая принудительными работами, ликвидацией и конфискацией имущества те религиозные и церковные организации, которые рискнули присвоить себе права «юридических лиц» (10). Постанов­лением ЦИК и СНК СССР от 13 октября 1929 г. в перечень пора­жения гражданских прав были внесены дополнения: «право но­сить почетное звание» и «родительские права» (11). В 1930 г. этот кадастр пополнился положением о лишении «права на пенсии, выдаваемые в порядке социального страхования и государствен­ного обеспечения, и на пособие по безработице, выдаваемое в порядке социального страхования» (12). Стоит ли говорить о том, что даже это отнюдь не гуманное законодательство повсеместно на­рушалось в сторону ужесточения мер против любого проявления инакомыслия.

Лишенцев, используемых в качестве дешевой рабочей силы на промышленных объектах Нижнего Тагила, привозили сюда в эшелонах. Среди них были: раскулаченные, мобилизо­ванные в трудармию (тыловое ополчение), вербованные под уг­розой раскулачивания ОГПУ-НКВД, административно-ссыльные и др. По материалам областного архива, в Свердловской области насчитывалось около 30 тыс. лишенных избирательных прав, в Н. Тагиле -1821 чел. (список по городу 1936 г.) (13). Однако это не пол­ные данные. Основная масса вновь образующегося населения города была представлена жителями сел и деревень Уралобласти. В целом же география происхождения лишенцев весьма обширна.

В 1930 г. согласно Инструкции ВЦИК от 20 октября этого же года дело ведения списков лишенцев передается в админист­ративные отделы исполкомов, которые обязывают завести личное дело на каждого лишенного избирательных прав. К пополне­нию списков активно прикладывают руки опергруппы полномочно­го представительства ОГПУ по Уралу.

НКВД РСФСР и Административное управление Уральс­кого областного исполнительного комитета в циркуляре № 47 на­поминали: «Административные отделы должны помнить, что ли­шение избирательных прав – это политическая смерть гражда­нина со всеми вытекающими отсюда последствиями…» (14).

В этом же циркуляре сообщалось о недопустимости «пе­регибов» на почве лишения избирательных прав, приводились примеры незаконных действий. В целях пресечения произвола при исполкомах были соз­даны комиссии по проверке дел лишенцев и раскритикованы слу­чаи личной мести. Однако в реальности с начала 1930-х г. поло­жение лишенцев становится хуже. В ходе начавшейся индуст­риализации – военизации промышленности директора большинства предприятий Н. Тагила обращаются с массовыми запросами в комиссии по делам избирательных прав с целью предо­ставления социально-политических характеристик на рабочих и служащих, военкоматы проверяют на предмет «классово-чуждого элемента» призывников. Растут пухлые тома справок о соци­альном происхождении граждан г. Н. Тагила и района. Кульми­нация потока этих справок приходится на 1933-1934 гг.

С 1932 г. в материалах горсовета Н. Тагила появляются списки призывников, «отведенных от допуска» в ряды РККА по классовым и моральным признакам Тагильской городской комис­сией содействия призыву (в одном списке 112 чел., в другом – 514 чел.). Комиссией был разработан типовой документ – «Запрос о социально-политической характеристике допризывника», который не подлежал разглашению и использовался все 30-е гг. Особенно многочисленны запросы военных организаций и справки о соци­альном происхождении допризывников в материалах горсовета 1936 г.

Новым этапом в ухудшении положения лишенцев стал 1933 г., когда были введены паспорта и обязательная прописка в городах. В больших городах лишенцев не прописывали ни при каких условиях, исключения бывали очень редки. В Н. Тагиле проблема решалась несколько проще – многие тысячи лишенцев проживали в спецпоселках с запретом перемещаться за их тер­риторию.

Лишенцев не только регистрировали, на них составляли черные досье и периодически переселяли с места на место. Так, в 1933 г. по Н. Тагилу был составлен «Список антисоветского контрреволюционного элемента подлежащих выселению» (так в подлиннике – В.М.К.) на 247 человек. Все эти люди были лишены избирательных прав по разным основаниям и в разные годы, вы­сланы в ссылку или бежали от нее и теперь вновь объявлялись «врагами революции», выгонялись из города. Интересен адрес некоторых из выселяемых в Н. Тагиле – барак № 15 (болото) (15). Казалось бы – куда уж дальше?

Наиболее подробная и полная инструкция по лишению избирательных прав появляется 2 октября 1934 г. Градация осно­ваний для лишения избирательных прав в период с 1918 по 1934 г. претерпела значительные изменения. В Конституции РСФСР 1918 г. было 8 общих оснований – «категорий» (например, «лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения при­были») и 24 конкретных категории (типа: «частные торговцы, торговые и коммерческие посредники, духовенство, монахи» и т. П.). После выхода в свет инструкций 1919 и 1921 г. число первых достигло 10, вторых – 29. Конституции СССР 1924 г. и РСФСР 1925 г., ин­струкции 1925, 1926, 1929, 1930 г. количество общих оснований увеличили до 12, а конкретных категорий – до 61. Инструкция 1934 г. свела общие основания к трем, зато количество категорий возросло до 72. Кроме того, подробно (в 14 пунктах) разъяс­нялось, кто может быть лишен избирательных прав (16).

Анализ архивных материалов административных органов позволил нам представить обобщенную картину процесса лише­ния избирательных прав в виде табл. 2.

Таблица 2

Динамика лишения избирательных прав по Н. Тагилу в 1924-1936 гг.*

Сост. По: АОАНТ.Ф.Р-70.Оп.1.Д.1823-1868; Ф. Р-21. Оп.1. Д.430, 811; и др.

** числитель – абс. Кол-во; знаменатель - %.

Из данных табл. 2 можно сделать некоторые выводы. В течение всего периода существования практики лишения избира­тельных прав в Н. Тагиле наиболее массовым отрядом лишенцев были торговцы, предприниматели и члены их семей; второй по численности группой являлись, до начала коллективизации, слу­жители религиозного культа; третьей – лишенные избирательного права по суду (как по чисто уголовным, так и по политическим мо­тивам); далее шли полиция, жандармерия, стражники и белые офицеры, члены следственных комиссий и другие.

В 1930-е годы приоритеты политики поражения в правах заметно изменились. На видное место по количеству лишенцев выдвинулись категории кулаков и спецпереселенцы – более 37%; кустарей, ремесленников и старателей – 6%. Внутри каждой груп­пы лишенцев также заметна определенная динамика – доля тор­говцев и предпринимателей постепенно снижается (с 83% в 1924г. до 42% в 1929 -1936 гг.). То же самое происходит со свя­щеннослужителями и лишенцами по суду, а вот « подлинных быв­ших» – полицейских, жандармов и белых офицеров выявляют все более скрупулезно: процент первых поднимается от 1924 к 1928 г. с 0,6% до 4,6%, в 1930-е г. поддерживается на уровне 2%; вто­рых – поднимается от 0 до 5,6% в 1930-е гг. (см. табл. 2).

Достаточно непросто решается вопрос об общем количе­стве лишенных избирательных прав с 1924 по 1936 г. Судя по картотеке личных дел лишенцев, хранящейся в архиве, всего ли­шенных избирательного права по Н. Тагилу насчитывается 1821 чел. Однако дела на них, как известно, были заведены только с 1930 г. и не включили в себя материалы 1924 -1929 г. Исходя из данных официальных таблиц Нижнетагильского горизбиркома, в период с 1928 по 1936 г. права были отняты у 2310 чел., возвра­щены – 407 чел. В Н. Тагиле, по нашим расчетам, за период с 1924 по 1936 г. было лишено избирательных прав чуть более 2300 чел. (что согласуется с цифрами горизбиркома), в районе – более 700 чел., в округе к концу 20-х г. – около 6 тыс. чел. Но есть во всех этих расчетах весьма значительный пробел, связанный с численностью раскулаченных-спецпереселенцев в городе, рай­оне и округе. Судя по материалам фонда Н.-Тагильской город­ской инспектуры государственной статистики, спецпереселенцы в городе стали оформляться в статистических сведениях на общих основаниях по линии ЗАГСов только с 1 августа 1935 г. Следова­тельно, до того их и не включали в число лишенцев. Поэтому число лишенцев по Н. Тагилу может быть увеличено в десятки раз. Эта проблема, возможно, будет решена только после появ­ления более-менее точной цифры численности спецпереселен­цев в Н. Тагиле.

Как известно, Конституция 1936 г. формально упразднила рассматриваемый нами репрессивный акт по отношению ко всем гражданам, вне зависимости от их социально-классового проис­хождения (17). На деле же это было иллюзией, мифом, как и вся официальная законодательно-правовая система того времени. Возникшие за годы советской власти основные идеологические, политические, экономические и социальные структуры государст­ва и общества не позволяли воплотить «правильные слова» Кон­ституции в жизнь. Практика лишения избирательных прав, как и другие виды репрессий, нанесла удар по экономически активному слою населения, приведя к его маргинализации. По­страдал последний оплот российской семьи – семьи духовенства и интеллигенции. В результате остались люди сломленные, по­корные новой власти. Произошел нравственный надлом общест­ва, смена ценностных установок. В процессе развития «лишенческого процесса» отрабатывалась фискальная система – система налогов и доносов. Избирательные комиссии и административ­ные отделы исполкомов приняли активное участие в выявлении «бывших», «социально-чуждых», «эксплуататоров», накопив огром­ный опыт к моменту репрессий 1930-х г. Органы ОГПУ-НКВД, горизбиркомы, рабкоры и иные инстанции образовали непрони­цаемую сеть отлова людей.

В результате такой длительной подготовки скрыться от возмездия врагам советской власти было просто некуда. «Быв­шие», нашедшие для себя «экономические ниши» – места двор­ников, билетеров, работников железной дороги и т.п. – все время были на учете, и поэтому их легко отлавливали в 1937, 1938, 1941 и в другие годы. Им было суждено до конца жизни находить­ся под подозрением и контролем.

Категории «лишенцев»

Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий:
а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;
б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;
в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;
г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;
д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;
е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишёнными, а равно лица, состоящие под опекой;
ж) лица, осуждённые за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором.

См. также

Ссылки

• Красильников С. На изломах социальной структуры: маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х гг.)
• Климук Я. Лишение крестьян избирательных прав как метод политики «раскулачивания» ()

Wikimedia Foundation . 2010 .

На изломах социальной структуры: маргиналы в послереволюционном российском обществе (1917 - конец 1930-х гг.)
Глава 1. Лишенные избирательных прав (лишенцы) как маргинальная группа (1918 - 1936 годы.)

Лишение избирательных прав по политическим, экономическим и другим мотивам существовало в нашей стране формально с 1918 по 1936 годы (от Конституции РСФСР 1918 г. до сталинской Конституции 1936 г.). Однако и после формального объявления об упразднении ограничений в избирательных правах вплоть до смерти Сталина существовала разветвленная система ограничений и дискриминаций для значительной части общества, попадавшей под различного рода репрессии. Таким образом, формальный признак (наличие или обладание избирательными правами) имел громадное значение для идентификации и определения статуса индивида или группы в сталинском обществе, его значение не менее, а, быть может и более важное, нежели такой критерий, излюбленный для сталинизма, каковым было отношение к собственности. Большевики, вводя ограничение во владении избирательным правом, не были пионерами в данной области. Царское правительство в начале ХХ века использовало цензы оседлости и имущественный в ходе различного рода выборов. Кроме того, в России, как и в ряде других стран, имел место высокий возрастной ценз – 21 год – для участия в выборах. Не имели избирательных прав, женщины, а также категории лиц, недееспособных в силу умственной слабости, и осужденные по суду за различные проступки. Ограничения касались и военнослужащих. Подлинно свободными, всеобщими и демократическими были лишь выборы в Учредительное Собрание: они проходили без существовавших ранее ограничительных цензов, возраст избирателей был снижен до 18 лет, но при этом сохранялось поражение в правах для преступников и умалишенных.

Придя к власти, большевики сразу ввели массовые ограничения в избирательных правах для значительных групп населения по мотивам, не учитывавшимся ранее, как бы "перевернутым" наоборот: основанием для поражения в правах становилось не отсутствие (как раньше), а наличие имущественного ценза, а также владение когда-либо собственностью, учитывались также социальное происхождение, прошлая и настоящая деятельность и т.д. Мотивация лишенчества прошла несколько этапов своего формирования. В 1918 году предполагалось лишать избирательных прав в первую очередь эксплуататоров, к числу которых были отнесены:

• лица, использующие наемный труд в целях извлечения прибыли;
• лица, живущие на нетрудовые доходы (проценты с капитала и т.д.), частные торговцы и посредники;
• служители религиозных культов;
• служащие и агенты полиции и жандармерии, а также крупные царские чины, офицеры и генералы и т.д.

В правах ограничивались также душевнобольные и лица, состоящие под опекой, а также осужденные по приговорам суда. Вместе с тем Конституция 1918 года заложила основу для дальнейшего произвола в толковании мотивов лишения избирательных прав, введя широкую формулировку: "лишать отдельных лиц или группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции". В последующие годы под эту категорию стали подводить широкие группы тех, кто представлял потенциальную или реальную опасность для сталинского режима, – бывших белых офицеров, представителей контрреволюционных партий и организаций и т.д.

Следует учитывать, что лишение избирательных прав не имело под собой прямого политического смысла (имеется в виду возможный проигрыш на выборах). В самый разгар массового лишения избирательных прав доля лишенцев не достигала и 10% от численности взрослого населения. К тому же советская избирательная система в 19 году носила "открытый" характер, проводилось открытое голосование, исключавшее поражение коммунистов или их сторонников при выборах. Следовательно, "лишенцы" не могли представлять для большевиков реальной политической угрозы.

Причины и мотивы того, почему по мере упрочения своего положения в обществе большевики не только не ослабляли ограничительных мер, но и усиливали их, (во второй половине 1920-х годов численность лишенцев возросла, а состав усложнялся), лежали в другой плоскости. Лишение избирательных прав выполняло следующие функции:

• превентивную (предотвратить возможное усиление позиций и влияния в обществе тех или иных групп, потенциальных или реальных противников большевизма);
• проведения искусственного структурирования общества (как часть политики деления общества на своих сторонников и противников);
• установления поэтапного тотального контроля над основной частью общества;
• привлечения к проведению мер ограничительно – дискриминационного характера (соучастие) социальных низов;
• поддержания в обществе атмосферы раскола и конфронтации – поддержание психологии агрессии в отношении бывших привилегированных сословий и корпораций.

Наконец, лишение избирательных прав являлось, с одной стороны, своего рода прологом к прямым массовым репрессиям (поскольку хорошо поставленные учет и контроль над "лишенцами" позволял без особого труда выявить объект для репрессий – как в случаях "кулаками" в 1930 г. или с бывшими белыми офицерами в 1937 г.), а, с другой стороны, могло выступать в качестве эпилога, продолжения репрессий по отношению к уже отбывшим сроки наказания ссыльным или заключенным. Кроме того, существование института лишенцев позволило режиму в 1930 – 1937 годах создать дополнительную категорию лиц, принудительно закрепленных за выполнением тяжелого труда (дети лишенцев мужского пола направлялись в части тылового ополчения).

Таким образом, "лишенчество" ограниченно входило частью в разветвленную систему ограничительно-дискриминационных мер, направленную против различных категорий и групп послереволюционного общества. "Лишенчество" играло и самостоятельную и вспомогательную роли, в осуществлении политики контроля и репрессий над обществом.

К таким характеристикам "лишенчества", как продолжительность (многие группы не имели перспектив быть когда-либо восстановленными в правах) и наследованность (широко практиковалось лишение избирательных прав членов семей) дискриминаций, следует добавить разнообразие форм дискриминаций и ограничений, вызванных поражением в избирательных правах. Таковых насчитывалось более десяти, начиная от исключения из профсоюзов и кончая исключением из школ или вузов детей "лишенцев".

В эволюции законодательства в деле лишения избирательных прав следует определить несколько этапов. Так, до 1924-1925 годов "лишенчество" не подвергалось пересмотру состава категорий, определенных в Конституции 1918 года. В 1924 году начались новации, поначалу воспринятые как либерализация избирательного законодательства. Проводя политику расширения социальной базы в духе лозунгов "Лицом к деревне" и "Оживления Советов", режим принимает решения о снятии ограничений для участия в выборах части слоев крестьянства, а также групп интеллигенции по мотивам их прежней "антисоветской" деятельности. Однако подобная акция смягчения ограничений привела к нежелательным для власти результатам. В ходе выборов 1925 года, особенно в селах, коммунисты чуть было не потеряли все свои позиции. В 1926 году, как следствие выводов из сложившейся ситуации, избирательное законодательство не только вернулось к нормам 1918 года, но с этого момента пошло существенно дальше по пути его ужесточения. В состав "лишенцев" попали не только те, кто использует наемный труд на данный момент, но и те, кто использовал наемный труд или жил на нетрудовые доходы до революции. Кроме того, группу бывших полицейских и жандармов пополнили многие, кто имел должности, чины и звания, кто когда-либо служил в госаппаратах царского и прочих небольшевистских правительств. Кроме того, в число "лишенцев" стали включать членов их семей. Затем лишение прав стало касаться все более обширной категории лиц, подвергаемых репрессиям по линии ОГПУ во внесудебном порядке, хотя ранее лишать репрессированных прав можно было только по суду. Все это привело к стремительному увеличению численности, которое достигло своего пика к началу 1930 года. В 1930 году начался процесс определенного упорядочения практики лишения избирательных прав. Были, наконец, признаны "перегибы" в деле поражения в правах. Однако цель преследовалась при этом чисто прагматическая – за счет ослабления давления на одни группы создать иллюзию демократизма советского общества. Так, после 1930 года дети "лишенцев", если они проживали отдельно, получили возможность добиться восстановления в правах. Мужчины, прослужившие в частях тылового ополчения три – четыре года, восстанавливались в правах. Вместе с тем, усилилась процедурная строгость в деле восстановления в правах "лишенцев". Этого можно было добиться путем апелляции после пяти лет с момента лишения прав при соблюдении определенных четко оговоренных условий. Венцом "либерализации" избирательного закона стало упразднение по сталинской Конституции 1936 года института "лишенцев". Однако очевидно, что это произошло в тех условиях, когда процедуры ограничительно-дискриминационного характера выполнили возлагаемые на них функции – общество стало управляемым и подконтрольным. Активная оппозиция или социально независимые от власти группы (торговцы, "кулаки" и т.д.) были устранены из общества, а молодое поколение, члены их семей, в массе своей сделали выбор, в той или иной степени порвав со старшим поколением.

Таблица 1.
Численность "лишенцев" различных категорий в СССР в 1926-1929 годах.

Общесоюзные и региональные данные о численности и составе категорий лишенцев на протяжении второй половины 1920-х годов (табл.1, 2) позволяют сделать определенные выводы о направленности и динамике дискриминационной политики в отношении к тем группам или остаткам прежних дореволюционных сословий, которые согласно большевистской доктрине подлежали ограничению, вытеснению и ликвидации как "эксплуататоры в прошлом и настоящем". Обращает на себя внимание резкое расширение применения практики "лишенчества" в течение всего одного-двух лет, когда численность "лишенцев" выросла с 1926 по 1927 год примерно в три раза, практически по всем категориям. Особое ужесточение политики проявилось в отношении к социально-активным и экономически независимым от властей группам – зажиточным слоям крестьянства, торговцам. Но еще более значительным оказалось включение в число лишенцев членов их семей, достигших 18 лет и находившихся на иждивении глав семей. Это означало, что "лишенчество" эволюционировало в сторону наследственного дискриминируемого сословия советского общества. Бросается в глаза и то обстоятельство, что численно росла группа "лишенцев", принадлежавших к категориям "бывших", (сословие священнослужителей, бывших чинов полиции, офицерство и т.д.) хотя по логике их численность в послереволюционное время должна была увеличиваться.

Объяснение лежит в изменениях принципов подхода к приписке в эти категории: например, в число священников по новым инструкциям стали причислять тех, кто не имел священного сана, – хористов, церковных старост и т.д. Здесь прослеживалась четкая цель – посредством такого рода превентивных мер блокировать церковь, карая за связи с нею мирян и другие группы. Резкое увеличение численности бывших белых офицеров или полицейских объясняется тем, что после 1927 г. большевистским режимом эта группа была признана потенциально опасной на случай внешне- и внутриполитических конфликтов и кризисов, хотя многие относившиеся к ней до середины 1920-х годов, прошли пятилетний цикл службы в советских учреждениях или в Красной Армии, добились амнистии и восстановления в правах. Это повлекло за собой повторное и на сей раз окончательное лишение этих людей их избирательных прав.

Данные по Сибирскому региону позволяют провести сопоставительный анализ, который показывает специфику сибирских "лишенцев". Так, удельный вес отдельных групп (доля лиц, использовавших наемный труд – главным образом зажиточное крестьянство, а также группа осужденных по суду и подлежавших опеке) оказался вдвое выше общесоюзных показателей. Это, в частности, позволяет подтвердить характеристики Сибири как региона с более высокой долей зажиточного крестьянства, а также как места, куда массово направлялись осужденные по суду (в те годы главным образом рецидивисты, уголовные элементы). Меньше, чем в целом по стране, в регионе были представлены группы так называемых бывших – офицерство, священнослужители.

Можно ли считать "лишенцев" совокупной маргинальной группой, особенно учитывая то обстоятельство, что она включала в себя самые разнородные группы из обломков различных сословий и групп – от бывших дворян до уголовников-рецидивистов? Для выявления социального образа "лишенцев" воспользуемся аналитическими разработками студентки НГУ М. Саламатовой, проделавшей трудоемкую работу по формированию и обработке базы данных на массив из почти 1 тыс. личных дел лишенных избирательных прав в Новосибирске за 1927 – 1936 годы. За этот период число лишенцев менялось таким образом: 1926 год – 1 тыс. чел. , 1927 год – 3,3 тыс. чел., 1929 год – 5,3 тыс. чел. и с 1930 по 1936 год цифра оставалась стабильной – около 6 тыс. чел.

Что касается некоторых обобщенных демографических и социально-культурных характеристик новосибирских лишенцев этого десятилетия (1926 – 1936 годы), то выглядят они так. Среди лишенцев почти 3/4 составляли мужчины. Женщин, как правило, лишали либо за участие в торговле (мелкой, розничной), либо как членов семей.

Говоря о возрастном составе лишенцев следует отметить, что доля возрастной группы от 30 до 50 лет была доминирующей – около 2/3 всех лишенцев. Крайние возрастные группы – молодежь до 30 лет и люди старше 50 лет – составляли в среднем по 15%. И если у молодежи имелись определенные шансы на восстановление в правах, "благодаря" прагматической установке властей на раскол поколений, то у людей среднего и старшего возраста эти шансы были почти нулевыми. Уровень грамотности городских лишенцев был достаточно высоким – около половины из них имели образование от среднего и выше. Значительная их часть до дискриминации работала в советских учреждениях.

Интерес представляют данные о национальном составе лишенцев Новосибирска. Имеющиеся в литературе утверждения (А. Добкин и другие) о том, что при лишении избирательных прав чаще страдали национальные меньшинства – евреи, немцы и другие – материалами по Новосибирску не подтверждаются. Доля русских среди лишенцев составляла 88 %, украинцев – 4 , евреев – 2 , немцев – 0,5 %, и т.д. В целом приведенные данные сопоставимы со статистикой национального состава населения Новосибирска, поэтому нет оснований говорить, что лишенчество имело цель сознательно дискриминировать какие-либо отдельные нацменьшинства.

Особый интерес для анализа представляет группа священнослужителей и монахов. Ее удельный вес в составе "лишенцев" колебался около 5-7 %. По упомянутым выше причинам численность этой группы после 1926 года искусственно завышалась в угоду политике режима. Священнослужители являлись вдвойне жертвами дискриминационной политики. Дело в том, что даже демонстративно сделанное (часто в угоду властям) отречение от сана не гарантировало бы бывшим священникам автоматического восстановления в правах. Участь отрекшихся от сана была незавидной: потеряв устойчивый источник для существования, бывшие священники, люди, как правило, старшего и среднего возраста, были вынуждены наниматься через биржи труда, которые направляли их, согласно инструкции, только на тяжелые физические работы.

В поле повышенного внимания властей находилась категория лишенных за принадлежность к полиции, службу в белой армии, в госаппаратах царского и белых режимов. Основную часть бывших белых офицеров составляли лица активных возрастов – от 30 до 45 лет. Среди них относительно немного было кадровых офицеров, интеллигентов, офицеров военного времени и попавших по мобилизации вначале в царскую, затем в белую армию. Они так же, как и священнослужители, являлись жертвами специфической логики поведения властей. Несмотря на то, что к моменту окончания гражданской войны почти все они были амнистированы новой властью и в значительной своей массе вернулись к работе по прежней гражданской специальности, а за прошедшие годы адаптировались к советским реалиям (часть из них поднялись по советской служебной лестнице до управленцев краевого уровня), по избирательной инструкции 1926 года ББО подверглись лишению избирательных прав в массовом масштабе.

Следует отметить, что лишение избирательных прав в большинстве случаев выступала как мера превентивная, как бы предваряющая будущие репрессивные или более жесткие дискриминационно-ограничительные меры в отношении тех или иных групп общества. Однако в ряде случаев "лишенчество" выступало в качестве меры, сопутствующей осуществлению репрессий, являясь прямой составной частью последних. Сказанное в полной мере относилось к лицам, осужденным по суду, в отношении которых суд выносил специальное определение о поражении в правах, зачастую на более длительный срок, чем само лишение свободы. Этим самым возникал эффект двойного давления на репрессированных – к лишению свободы добавлялась последующая правовая дискриминация. После 1922 г. с восстановлением института высылки и ссылки в административном порядке высланных и ссыльных также стали " поражать" в правах вначале на срок ссылки, а затем и на более продолжительное время. И если для заключенных "лишенчество" слабо отражалось на их изолированном особом положении, то для высланных и ссыльных, которые не лишались свободы, а ограничивались в основных гражданских и политических правах и свободах, лишение избирательных прав автоматически влекло за собой весь спектр сопутствовавших этому ограничений и дискриминаций – в возможность получить работу, дать детям образование и т.д.

Последствия лишения избирательных прав.

Особенно важно подчеркнуть, что лишение избирательных прав выступало не как кратковременная политико-идеологическая акция подавления и "ликвидации эксплуататоров", а как одна из ключевых частей, составляющих социальную политику большевистского режима на длительный период – фактически до середины 1950-х годов. В обществе, где статус человека определялся не только и не столько экономическими факторами, а в немалой степени наличием или отсутствием гражданских и политических прав и свобод, "поражение" в избирательных правах становилось одним из важнейших признаков социальной стратификации общества. Для "лишенцев" потеря прав становилась индикатором их маргинальности, выпадения из общественной среды и началом более глубокого погружения на "дно" социальной структуры. Вне зависимости от принадлежности к различным образовательным, социальным, профессиональным или культурным стратам, "лишенцы" уравнивались в своем неполноправном состоянии и в одинаковой степени начинали испытывать на себе ограничения, которых было более 12. Среди сопутствующих мер (которые, собственно и превращали повседневную жизнь лишенцев в драму) следует отметить следующие:

• увольнение с работы;
• исключение из профсоюзов и кооперативов, а это влекло за собой невозможность получать товары и продукты в условиях карточной системы в 1929 – 1935 годах;
• выселение "лишенцев" из занимаемых ими квартир в муниципальных домах в городах, затем и вовсе из крупных городов во время "чисток" последних в 1920 – 1930-х годах;
• значительное повышение налогового бремени и даже введение для "лишенцев" особых налогов, например, военного, поскольку детей "лишенцев" не призывали в кадровую Красную Армию;
• исключение детей "лишенцев" из старших классов средних школ, техникумов и вузов и т.д.

Можно констатировать, что большая часть "лишенцев" ни по происхождению, ни по реальному социальному положению не принадлежала к выходцам из привилегированных ранее сословий и групп. Следовательно, они в массе своей не были и политическими противниками большевизма. Однако совершенно очевидно, что большевики преследовали при лишении прав гораздо более глубокие и дальние цели. Первая из них состояла в "доламывании" и "размельчении" доставшихся большевикам от прежнего строя традиционных слоев и групп. Использование при лишении прав таких критериев, как прежняя социально-сословная принадлежность (происхождение или положение до революции), позволяло не ослаблять давления и дискриминаций по отношению к "бывшим" и не давать им возможность адаптироваться и тем более сорганизоваться в новых условиях. Если взглянуть на объекты "поражения " правах, то станет очевидно, что основной удар режим наносил по наиболее социально независимым от государства и активным, деятельным слоям общества 1920 – 1930-х годов – торговцам, предпринимателям, зажиточному крестьянству, лицам "свободных профессий" из числа интеллигенции – тем, кто мог составить основу правового, гражданского общества, ростки которого стали появляться в годы нэпа. Перевод этих групп в маргинальное состояние и можно считать наиболее тяжелым для общества в целом последствием. Другое глубокое последствие разрушительного долговременного действия "лишенчество" нанесло институту семьи в целом. Члены семей "лишенцев", в первую очередь молодежь, оказались поставлены в условия жестокого выбора: либо остаться в семье, либо порвать с ней. Тем самым углублялся и властью искусственно воспроизводился конфликт поколений. Тем самым устойчивость семейных отношений была подорвана.

Таким образом, по своим целям, методам и результатам проводимое большевистским режимом лишение избирательных прав представляло собой органическую часть проводимых широкомасштабных репрессий, сравнимую по значимости и последствиям с самыми массовыми террористическими кампаниями типа "большого террора" или депортации – крестьянских или этнических.

Лишенец - гражданин РСФСР, СССР, в 1918-1936 лишенный избирательных прав согласно Конституции РСФСР.

Конституция РСФСР 1918 г. устанавливала статьей 65, что:

Не избирают и не могут быть избранными, хотя бы они входили в одну из вышеперечисленных категорий:
а) лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли;
б) лица, живущие на нетрудовой доход, как-то: проценты с капитала, доходы с предприятий, поступления с имущества и т. п.;
в) частные торговцы, торговые и коммерческие посредники;
г) монахи и духовные служители церквей и религиозных культов;
д) служащие и агенты бывшей полиции, особого корпуса жандармов и охранных отделений, а также члены царствовавшего в России дома;
е) лица, признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, а равно лица, состоящие под опекой;
ж) лица, осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором.

Конституция РСФСР 1925 г. содержала аналогичный список лиц, лишенных избирательных прав, в ст. 69 и предоставляла таковые права трудящимся иностранцам в ст. 11.

Статьей 15 «Инструкции о выборах городских и сельских Советов и о созыве Съезда Советов» от 26 ноября 1926 года указывались следующие группы населения, подлежащие лишению избирательных прав. Во-первых, это «земледельцы, применяющие наемный труд, имеющие наряду с земледельческими хозяйствами собственные или арендованные промысловые и промышленные заведения и предприятия с применением постоянного или сезонного наемного труда, занимающиеся наряду с земледельческим хозяйством скупкой и перепродажей…». Во-вторых, к этой же категории были отнесены «лица, закабаляющие окружающее население путем систематического предоставления в пользование имеющихся у них сельскохозяйственных машин».

Инструкцией о выборах был установлен и порядок восстановления в избирательных правах «при условии, если эти лица в настоящее время занимаются производительным и общественно-полезным трудом и доказали лояльность по отношению к Советской власти». Лишенцы имели возможность обжаловать решение избирательных комиссий в недельный срок со дня опубликования или ознакомления со списком лишенных избирательных прав.

По итогам Всесоюзной переписи 1926 года население в СССР составляло 93 млн человек. Лишенных права голоса в стране было 1040894 человека (1,63 % от общего количества избирателей). 43,3 % из них составляли торговцы и посредники. Затем следовали священнослужители и монахи - 15,2 %; живущие на нетрудовые доходы - 13,8 %; бывшие царские офицеры и другие чины - 9 %. Совершеннолетние (свыше 18 лет) члены семей лишенцев также не имели права голоса. Таковых было 6,4 %.

В 1927 году не имели права голоса уже 3038739 человек (4,27 % избирателей). К этому времени среди лишенцев сократилось количество торговцев (до 24,8 %) и священнослужителей (до 8,3 %), но возросло число членов семей пораженных в правах - до 38,5 %

Лишенцы не имели возможности «занимать ответственные должности, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем, опекуном». Они не имели право получать пенсию и пособие по безработице.

В 20-е годы по началась кампания по выселению лишенцев из коммунальных квартир, а также исключению их детей из школ. Они были лишены возможности учиться в старших классах и получать образование в ВУЗах. Вместо призыва в армию сыновья лишенцев зачислялись в так называемое «тыловое ополчение».

Конституция РСФСР 1937 года г. предоставила избирательные права всему населению. В советских анкетах, заполняемых при приёме на работу, сохранялся пункт «лишались ли права голоса, когда и за что », так как до 1 января 1961 года действовал п. «д» ст. 20 УК РСФСР 1926 г. и аналогичные статьи УК союзных республик, устанавливавшие, что поражение политических и отдельных гражданских прав может применяться судами как мера социальной защиты по отношению к преступникам.

THE JOURHIL OF SOOAL

ИССЛЕДОВАНИЙ СОЦИАЛЬНОЙ

ПОЛИТИКИ

ЛИШЕНЦЫ 1920-Х ГОДОВ: СОВЕТСКОЕ СОСЛОВИЕ ОТВЕРЖЕННЫХ

Н.А. Фёдорова

В статье рассказывается об одном из аспектов социальной политики большевистского режима, направленной на повышение эффективности манипулирования обществом. Для защиты своей власти был введен принцип деления всех людей на «своих» и «чужих», юридически оформленный в избирательной системе. Начиная с первой советской Конституции 1918 года и вплоть до середины 30-х годов ХХ века в стране существовала категория «лишенцев», то есть лиц, лишенных избирательных прав. В статье на конкретно-историческом материале опубликованных и архивных источников рассматриваются социальные характеристики данной группы, нормативные акты, пересматривающие признаки, по которым человек попадал или выходил из этой категории, а также раскрываются социально-экономические последствия ограничения в правах.

Ключевые слова: «лишенцы», избирательная система, социальная политика, дисперсная маргинализация, управление обществом

Стратегии советской социальной политики в течение многих лет в значительной степени вытекали из задач формирования желательной классовой структуры. Этот процесс осуществлялся, с одной стороны, при помощи создания преимуществ для тех социальных групп, которые являлись «прогрессивными» с точки зрения доминирующей идеологии (индустриальных рабочих, в меньшей степени крестьянства), с другой стороны, ограничений, а подчас и физического уничтожения тех групп, которые воспринимались как «неблагонадежные» и отсталые (представители дворянства, купечества, духовенства, подозрительной интеллигенции, «неправильного» крестьянства). Эти преимущества и ограничения имели не только символический, политический и культурный

© Журнал исследований социальной политики, том 5, № 4

характер; существовали различия в доступе к материальным и социальным благам и ресурсам, а политические различия усиливались путем регулирования благополучия. Именно таким образом партия большевиков реализовывала свои принципы социальной справедливости - через возвышение одних и маргинализацию других. Важным элементом этой системы стало конструирование социальной категории «лишенцев», возникшей почти одновременно с созданием Советского государства.

В постсоветской исторической науке проблеме лишения определенных социальных групп избирательных прав уделялось внимание в основном в связи с изучением политических репрессий. В Екатеринбурге был опубликован сборник документов, специально посвященный «лишенцам» [Социальный... 1996. С. 3]. Можно сказать, что это издание, по сути, было первым по вопросу изучения законодательных норм советской социальной селекции. Проблема социального статуса «лишенцев» затрагивается в работах В.Н. Земскова, посвященных спецпоселенцам [Земсков, 2003]. В связи с проблемой массовых репрессий граждан в 1920-1940-х годах В.П. Попов обращает внимание на вопрос лишения определенной части общества избирательных прав в целях их отстранения от активного участия в политике [Попов, 1992]. Интересный подход к изучению советской маргинальности продемонстрирован в статье С.А. Красильникова [Красильников, 2003]. Автор предлагает классификацию маргинальности как социального явления и относит «лишенцев» к представителям повседневной маргинальности на том основании, что они не были физически изолированы от общества. Однако с этой точкой зрения вряд ли можно безоговорочно согласиться. Дело в том, что перечисленные в публикации группы экстремальных маргиналов, к которым С.А. Красильников относит спецпереселенцев, заключенных, ссыльных, тоже были «лишенцами» [Красильников, 2003. С. 6].

Что касается зарубежных исследователей, то можно констатировать большой интерес англо-американской историографии к феномену советского тоталитаризма и истории сталинизма. В частности, можно упомянуть работы специалиста по социальной истории Ш. Фицпатрик. Обращая свое внимание на историю повседневности, обыденной жизни людей в советской системе, она не обходит феномен социального неравенства ^^раМск, 1999]. Феномен «лишенцев», маргинализации отдельных социальных групп так или иначе затрагивается во многих работах, посвященных социальной структуре советского общества. Например, В. Бровкин рассматривает эту группу, исследуя результаты взаимодействия большевиков с обществом в условиях новой экономической политики. Автор затрагивает проблему приспособления населения к новым порядкам, в том числе и в вопросе социальной и политической

идентификации . В работе Н. Бэрона и П. Гатрелла анализируется взаимосвязь понятий «население», «пространство» и «власть». Стремление большевиков структурировать общество в соответствии с классовым подходом приводило к усилению контроля за жизнью социума, а следовательно, к особой роли статистических обследований . Изменению хозяйственной жизни деревни, атакже бесправному положению крестьян в период коллективизации посвящено исследование С. Мерля .

Проблема лишения советских людей гражданских прав при помощи правительственного регулирования включает в себя правовой, социальный, экономический, идеологический, этнический, демографический аспекты и требует глубокого всестороннего исследования. Настоящая статья посвящена скорее историко-правовому анализу, поскольку, не рассмотрев законодательную основу явления, вряд ли возможно говорить о его проявлениях в конкретных исторических обстоятельствах.

В условиях гражданской войны инструментом реструктурирования общества можно считать «красный террор», направленный на физическое уничтожение тех категорий населения страны, которые не вписывались в заданную военно-коммунистической идеологией модель. После установления классового мира происходит переход к новой экономической политике социальных «ножниц», с помощью которых шло перекраивание общества посредством ограничения определенной части населения в гражданских правах, в том числе избирательных.

На законодательном уровне данный подход был закреплен еще в первой советской Конституции, принятой V Всероссийским съездом Советов летом 1918 года. В основном законе страны определяется круг лиц, которые «не избирают и не могут быть избранными» (раздел IV, глава 13, статья 65), лишаются так называемого активного и пассивного избирательного права. По Конституции сюда относились лица: использующие наемный труд с целью извлечения прибыли; живущие на нетрудовые доходы (проценты с капитала, доходы с предприятий, с имущества или чего-либо еще), частные торговцы, торговые и коммерческие посредники; монахи и служители культов; бывшие служащие и агенты полиции, жандармерии, охранных отделений, а также члены царствовавшего дома; признанные в установленном порядке душевнобольными или умалишенными, находящиеся под опекой; «осужденные за корыстные и порочащие преступления на срок, установленный законом или судебным приговором» [Декреты... 1959. С. 561-562].

Довольно красноречивый собирательный образ врага, которого нельзя допускать к выборам и нельзя пропускать в Совет, нашел отражение на плакате 1919 года (см. ил. 1).

Здесь надо учесть, что выборы всех уровней власти происходили путем открытого голосования, простым поднятием руки на собраниях.

кто против советов

На избирательном собрании могли присутствовать лишь лица, пользующиеся соответствующим правом. О времени и месте проведения такого собрания избирателям сообщалось не позднее суток до созыва, а согласно инструкции 1924 года этот срок был сокращен до 13 часов. Открывая избирательное собрание, председатель обязан был огласить список лиц, не имеющих права участвовать в выборах. При этом избирателям фактически отводилась роль статистов, так как на их рассмотрение представлялся заранее подготовленный безальтернативный кандидат или список, утвержденный партийными органами. Кворум не имел значения; избирательное собрание в случае недостаточного присутствия избирателей откладывалось на два часа, после чего считалось правомочным принимать любые решения, независимо от количественного состава [см. подробнее: Тимофеева, Федорова, 2002. С. 43-53; Тимофеева, Федорова, 2000. С. 43-53].

На протяжении 1920-х годов инструкции по проведению выборов неоднократно пересматривались. Неизменной оставалась практика составления перед каждыми выборами «Списка лишенных избирательных прав» и его обнародование, чаще всего путем публикации. Списки должны были быть обнародованы за неделю до выборов. Согласно

«Инструкции о перевыборах городских и сельских советов и о созыве волостных, кантонных и съезда Советов ТССР» 1921 года обжаловать решение избирательной комиссии можно в трехдневный срок с момента публикации списков. В избирательной комиссии, составившей данный список и фактически включившей жалобщика в число «лишенцев», были обязаны рассмотреть жалобу «лишенца» в суточный срок и с собственным заключением отправить в вышестоящую инстанцию

Инструкция ВЦИК «О выборах городских и сельских Советов и о созыве съездов Советов» от 13 октября 1925 года возлагала на поселковые и районные (в городах) избирательные комиссии составление, рассмотрение и проверку, а также опубликование списка лиц, лишенных избирательных прав. Специально указывалось, что не лишаются избирательных прав лица, применяющие наемный труд в сельском хозяйстве, если это не влечет за собой расширения хозяйства за рамки трудового. «Основным признаком трудового хозяйства в данном случае является подсобный характер наемного труда и обязательное участие в повседневной работе в хозяйстве наличных трудоспособных его членов» [Собрание. 1926. С. 889]. Не должны были отстраняться от выборов кустари и ремесленники, владельцы и арендаторы мельниц, сложной сельскохозяйственной техники даже при условии наличия в хозяйстве одного наемного работника или двух подмастерьев (учеников), если они «лично участвуют в работах».

Тем не менее Декрет ВЦИК от 26 ноября 1926 года недвусмысленно указывал, что «земледельцы, имеющие наряду с земледельческими хозяйствами собственные или арендованные промысловые и промышленные заведения и предприятия (мельницу, крупорушку, маслобойку), ведущиеся с применением постоянного или сезонного наемного труда» должны быть в списке лишенных избирательных прав [Собрание. 1926. С. 889].

При этом расширялся и уточнялся список лиц, обязательно подлежащих лишению избирательных прав за свое прошлое. Со ссылкой на статью 65 Конституции РСФСР инструкция 1921 года особо выделяла белогвардейцев и лиц, принимавших участие в различных контрреволюционных бандах и восстаниях против советской власти 2. Позднее перечень конкретизировался. Сюда относились

Служащие и агенты бывшей полиции, все служащие бывшего особого корпуса жандармов и охранного отделения, все лица, прямо или косвенно руководившие деятельностью полиции, жандармерии и карательных органов как при царском строе, так и равно на территории, занимавшейся контрреволюционными правительствами, как то: министры и их товарищи, директора департаментов министерств,

1 НАРТ. Ф. 732. Оп. 1. Д. 125. Л. 14-16.

2 НАРТ. Ф. 732. Оп. 1. Д. 125. Л. 14.

генерал-губернаторы, главноначальствующие при чрезвычайной охране, военные и гражданские губернаторы, вице-губернаторы, губернские и уездные предводители дворянства, чиновники для особых поручений, председатели и члены уголовных департаментов, прокуроры и товарищи прокуроров судебных палат, председатели, члены, военные следователи, прокуроры и помощники прокуроров военных судов всех наименований, члены губернских правлений, земские, крестьянские и уездные начальники, классные чины Министерства внутренних дел и классные чины тюремного ведомства... [Социальный... 1996. С. 30].

Документы Национального архива Республики Татарстан позволяют проследить механизм практического применения данных постановлений и инструкций. Рассмотрим конкретный пример выборов в Бу-гульминском кантоне ТАССР. Его территория состояла из 14 волостей. Выборы проходили с 10 декабря 1925 года по 28 января 1926 года. В 510 селениях, согласно официальным данным, постоянно проживало 236 988 жителей, из которых 112 355 могли бы быть потенциальными избирателями, так как на момент избирательной кампании достигли 18-летнего возраста. Этот показатель как базовый примем за 100 %. Подсчет показывает, что от выборов было отстранено 1,72 % или 1 932 человека. Среди них 6 предпринимателей, 458 человек, живущих на нетрудовые доходы, 759 торговцев и их посредников, 513 служителей культа, 127 бывших служащих полиции и жандармерии, 56 осужденных, 7 умалишенных и 6 «прочих» Как видно из приведенных данных основную долю «лишенцев» составляли лица, занимавшиеся торговлей - 39,3 %, и это в условиях, когда в стране проводилась новая экономическая политика, разрешившая частное предпринимательство и легализовавшая рынок. В этом политико-правовом контексте отстранение от участия в выборах за занятие торговлей выглядит как мера защиты интересов военно-коммунистического режима с его командно-административной системой. Ленинский призыв к коммунистам «научиться торговать», чтобы не проиграть экономическое соревнование двух систем - коммунистической и социалистической, - решался не на рынке, а путем применения против частной торговли всей административной мощи государства, в данном случае - в правовой сфере.

Не менее серьезную опасность для власти представляли и священнослужители - 26,6 % «лишенцев». Они могли составить большевикам конкуренцию в идеологической работе. В ряде кантонов духовенство среди лиц, отстраненных от выборов, даже опережало по численности торговцев. Так, например, в Лаишевском кантоне удельный вес служителей культа среди «лишенцев» составлял при выборах 1924 года 35,0 %,

1 НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 925. Л. 28.

в то время как торговцы набрали 27,1 % 1. Что касается «лиц, живущих на нетрудовые доходы», то сюда относились имеющие доход от сдачи имущества в аренду, в найм, живущие на доходы от ценных бумаг или иждивенцы, члены семей «лишенцев», не имевшие собственного, приносящего доход занятия.

В период с 5 по 26 января 1926 года прошли очередные выборы в Бу-гульминский городской Совет. Здесь картина складывается аналогичная, но удельный вес «лишенцев» среди горожан был выше - 8,86 % (609 человек из 6 875 человек старше 18 лет). Распределение по категориям было тем же, что и для сельской местности. Лидировали среди «лишенцев» торговцы и торговые посредники - 41,05 %, на втором месте было духовенство - 23,48 % 2. Часто в документах встречается ссылка на статью 23 Конституции, позволявшую лишать избирательных прав людей, «кои пользовались своими правами в ущерб Революции» 3.

Периодический пересмотр инструкций, противоречия, в них содержащиеся, приводили к определенному произволу на местах, что вызывало необходимость разъяснений со стороны Наркомата юстиции или Прокуратуры условий, по которым можно было не допускать к выборам. Иногда вышестоящие органы отправляли на места письма с грифом «Секретно». Так, в письме ЦИКТАССР от 18 ноября 1929 года № 97/с «О составлении к выборам списков лишенных избирательных прав» указывалось, что «если в распоряжении с/совета имеется какое либо личное заявление данного лица, в котором он признает обстоятельства, дающее основание лишить его избирательных прав, то никаких других документов больше не нада» (орфография сохранена. - Н.Ф.)4. Если же имеются сведения, что данное лицо ведет скрытую торговлю, скупку или иные коммерческие операции, то эти сведения необходимо оформить в виде допроса свидетелей. Полученный документ приложить к делу, а его копию направить в финансовые органы для привлечения данного лица к выборке патента. Однако включение в списки лишенных избирательных прав должно производиться немедленно, не дожидаясь проверки фактов со стороны финансовых органов 5.

Ужесточение режима можно проиллюстрировать данными о выборах 1929 года в Казанский городской Совет. Они проходили с 5 февраля по 11 марта 1929 года. Удельный вес «лишенцев» достиг 14,1 %, или в абсолютных значениях - 16 070 отстраненных от выборов и 98 039 имеющих право голоса. Среди «лишенцев» по-прежнему лидировали по

1 Подсчитано по данным: НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 394. Л. 52.

2 Подсчитано по данным: НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 925. Л. 30.

3 Там же. Д. 394. Л. 52.

численности торговцы - 4 943 человека (30,76 %), близко к ним примыкала группа лиц, не имевших собственного занятия, иждивенцев - 4 694 человека (29,21%), следом за ними шли лица, живущие на нетрудовые доходы, - 3 060 человек (19,04 %). За использование наемного труда в собственном деле были отстранены от выборов 1 268 человек (7,89 %), близко к ним по численности находилась группа священнослужителей - 1 139 человек (7,08 %). Число агентов и служащих бывшей полиции и жандармерии составило 454 человека, в судебном порядке были отстранены от выборов 447 человек, 62 - были признаны недееспособными Под угрозой уголовной ответственности «лишенцы» при смене места жительства должны были регистрироваться в административных отделах местного управления для включения их в списки лишенных избирательных прав к очередным выборам [Социальный. 1996. С. 80].

Какие последствия для благополучия лица, оказавшегося лишенным избирательных прав, имело это решение? Прежде всего, необходимо отметить, что лишение избирательного права автоматически распространялось на членов семьи, находящихся на иждивении у данного лица, зависящих от него экономически. Следовательно, фактическая численность неполноправных граждан примерно в четыре-пять раз больше численности «лиц, лишенных избирательных прав». В сельских местностях этот показатель был несколько выше, чем в городах в связи с большим размером семей. Так, по данным 1924 года, в год принятия Конституции СССР, подтвердившей наличие неполноправных граждан, в Российской Федерации «лишенцы» составили 1,6 % общего числа избирателей. Казалось бы, небольшая величина, но при переводе ее в абсолютные данные она достигает 700 тыс. отстраненных от выборов «по классовому признаку». Только по Уральской области в том же году от выборов было отстранено 39 630 человек [Социальный. 1996. С. 32].

Важнейшим элементом социальной политики советской власти было закрепление в различного рода подзаконных актах, инструкциях последствий лишения избирательных прав. На практике «лишенец» не только не мог избирать и быть избранным в органы государственной власти, но также не мог занимать любую государственную должность, учиться в средних специальных и высших учебных заведениях. Он лишался всех пособий, пенсий, компенсаций, даже карточек (при системе карточного распределения, введенной в СССР в 1928 году). С начала 1929 года законодательно оговариваются категории населения и условия получения «заборных книжек» на хлеб, но статус «лишенцев» никак не оговаривается.

Введение в СССР института прописки, фактически прикрепляющего гражданина к определенному месту жительства, недостаточно

1 НАРТ. Ф. Р-732. Оп. 1. Д. 1342. Л. 98.

исследовано. В современной литературе пишут о введении паспортной системы, однако еще во второй половине 1920-х годов в городахустанав-ливается правило регистрации документов, удостоверяющих личность по месту жительства. Осуществлялось это на платной основе, и весьма показательно выглядит постановление Президиума Казанского городского совета от 29 ноября 1928 года о введении прописочного сбора в Казани. Этот документ устанавливал твердые ставки за каждую прописку для рабочих, служащих, крестьян, мелких кустарей и ремесленников в 25 к., а для торговцев и лиц с нетрудовыми доходами - 5 р. С членов семей, то есть с иждивенцев плата взималась в том же объеме, как и с лиц, на иждивении которых они живут [Собрание. 1928].

С 1929 года началось очередное наступление на «нетрудовые» элементы в жилищном вопросе. После Постановления ВЦИК и СНК РСФСР № 175 «Об ограничении проживания лиц нетрудовых категорий в муниципализированных и национализированных домах.» было принято постановление Казанского горсовета № 245. Несмотря на указание о том, что «лишение избирательных прав само по себе не служит основанием для выселения», предписывалось «выселять в административном порядке. бывших домовладельцев и лиц, источником существования которых являются занятие торговлей, поставками, посредническими, маклерскими, биржевыми и т. п. операциями, а также и овладение денежными капиталами или процентными бумагами» [Собрание. 1929].

В случае поступления на какую-нибудь работу «лишенцу» назначалась самая низкая заработная плата, при службе в вооруженных силах его направляли либо в штрафную роту, либо в тыловое ополчение. Здесь надо отметить, что в 1930-е годы служба в армии позволяла после демобилизации восстановиться в правах. «Лишенец» и члены его семьи не принимались в колхоз, не могли стать членами кооператива, артели, а при налогообложении им полагалось «твердое задание».

Исполнение перечисленных ограничений неминуемо влекло за собой разобщение городского и сельского населения. Самой массовой категорией «лишенцев» были крестьяне, чье хозяйство позволяло использовать наемный труд. Постепенно сам факт лишения избирательных прав напрямую стал ассоциироваться с принадлежностью к кулацкому слою крестьянства, однако в избирательных инструкциях 1920-х и начала 1930-х годов не было указания на лишение избирательных прав за принадлежность к кулачеству. Впервые подобная установка появится в 1934 году. В то же время инструкции по проведениям выборов в Советы различного уровня содержат перечень экономических характеристик, по которым крестьянина могли не допустить к участию в выборах. Именно эти экономические признаки подготовили почву и легли в основу Постановления СНК СССР от 21 мая 1929 года «О признаках кулацких хозяйств» [Документы. 1989. С. 221-222].

Чтобы быть причисленным к кулацким хозяйствам, достаточно было обладать хотя бы одним из перечисленных показателей:

а) систематическое применение наемного труда. Стоит обратить внимание, что Постановление содержит оговорку о случаях использования наемной рабочей силы в сельском хозяйстве или кустарных промыслах в объемах, не влекущих за собой поражения в правах. Не должны были лишаться избирательных прав крестьяне, имеющие одного наемного работника в силу особых обстоятельств, к которым относились болезнь, уход кормильца на сезонные заработки, мобилизация, избрание на общественную должность. На время уборки урожая допускался найм двух, но не более, работников [Собрание. 1926. С. 890];

б) наличие в хозяйстве мельницы, маслобойки, крупорушки, просорушки, шерстобитки, волокночесалки, терочного заведения, картофельной кладовой или овощной сушилки или другого промышленного предприятия при условии применения механического двигателя, а также если в хозяйстве имеется водяная или ветряная мельница с двумя или более поставами;

в) сдача в наем сложных сельскохозяйственных машин с механическим двигателем;

г) постоянная или сезонная сдача в наем помещений под жилье или предприятие, под склады; наличие отдельно оборудованного дома или дачи;

д) занятия торговлей, ростовщичеством, коммерческим посредничеством, наличие нетрудовых доходов, профессиональная принадлежность к религии.

Кроме того, Постановлением ЦИК и СНК Татреспублики специально оговаривалось, что для признания хозяйства кулацким надо, чтобы размер дохода при налогообложении на одного едока превышал 240 р., но составлял не менее 1200 р. на все хозяйство [Красная Татария. 1929. 2 октября].

Периодически рассылались циркуляры и инструкции, призывавшие усилить бдительность при составлении списков лишенных избирательных прав. В динамических статистических отчетах требовалось объяснять причины сокращения численности «лишенцев». Дошло до того, что при переучете кулацких хозяйств, проводившемся по решению ГПУ в 1932 году, в опросном листке, заполнявшемся на каждого единоличника, признанного кулаком, вопрос о правах был сформулирован следующим образом: «Лишен ли избирательных прав, если нет, то почему?». Работники сельсоветов, заполнявшие эти формуляры, были вынуждены оправдываться, что по их недосмотру кто-то еще имеет избирательные права 1...

1 НАРТ. Ф. 732. Оп. 4. Д. 1 и др.

К недозволенным занятиям, считавшимся нетрудовыми, было отнесено духовное служение. После отделения церкви от государства духовенство было поставлено вне социальной структуры, служители культа, независимо от конфессиональной принадлежности, считались лицами, живущими на нетрудовые доходы, и даже простое посещение культовых зданий во время проводившейся там службы воспринималось как проявление антигосударственной активности. Весьма красноречивы обращения во власть с просьбой о восстановлении в правах, где граждане раскаивались в том, что долгое время верили в Бога, писали, что эта вера была «по глупости», «ошибкой».

Вообще, проблема борьбы граждан за восстановление в правах может служить отдельной темой исследования. Эту борьбу следует рассматривать как пример мирного сопротивления проводимой политике с использованием правовых методов. «Быть гражданами СССР и не иметь право голоса, значить считать себя заживо погребенными, или еще хуже какими либо животными хрюканье коих ничто», - писал один из лишенцев, обращаясь за восстановлением своих прав (орфография сохранена. - Н. Ф.) [Крестьянские. 2001. С. 149].

Сохранились в архивах и вошли в ряд публикаций обращения «лишенцев» или им сочувствующих к различным властным структурам: от районных (в городах) и поселковых избирательных комиссий до личных писем М.И. Калинину как главе государства. В этом ряду особое место занимают письма в редакции газет с надеждой на «четвертую власть». Однако советская пресса всегда была на стороне государства и независимостью не отличалась. Достаточно привести пример лишения волостным исполкомом права голоса крестьянина, имевшего пять десятин земли на семью, состоящую из шести человек, и мельницу с одним поставом. В ответе заведующего консультацией «Крестьянской газеты» Дунаева и помощника специалиста по земельному вопросу Преображенского сказано, что данного крестьянина «как владельца предприятия, имеющего нетрудовой доход, могли отнести к лицам, лишенным избирательных прав» [Крестьянские. 2001. С. 147].

Можно предположить, что лишение избирательных прав выступало и как средство решения межличностных отношений, как инструмент сведения личных счетов. Так, например, был лишен права голоса председатель сельского совета. Причем, судя по его письму, неоднократно занимавший этот пост, а также работавший на выборных общественных должностях в волости и районе [Крестьянские. 2001. С. 152].

Несмотря на многочисленные случаи вынесения неправомочных решений в народе жила вера в высшую справедливость государства. В ряде писем-обращений во власть люди пытаются ходатайствовать за односельчан, соседей, считая, что тем самым они помогут исправить допущенную случайную ошибку. Так, например, просили рассмотреть

вопрос о восстановлении в правах бывших городовых, указывая, что те в 1917 году сразу перешли на сторону революции, в гражданскую войну были красноармейцами, а сейчас - деревенские бедняки. В некоторых случаях ходатайствовали целые селения [Крестьянские. 2001. С. 138, 154]. Весьма типично в этом плане выглядит письмо Габдулхака Исхако-ва из деревни Старо Аширово Бугурусланского округа Абдуллинского района ТАССР. Оно обращено к «Великому путеводителю тов. Калинину». Письмо начинается с подробного рассказа о себе и своем хозяйстве. С гордостью крестьянин пишет, что его семья совершенно ни в чем не нуждается. Видимо, здесь сказывается старое понимание стыда быть иждивенцем у власти. Г. Исхаков старается подчеркнуть свою трудовую активность, которая позволяет ему все налоги государству платить исправно и даже с опережением срока. Свою лояльность режиму автор определяет фразой о том, что «против государства ничего не говорил, отчего - твердо оберегаюсь».

Из обращения следует, что предвыборная кампания лишила его избирательных прав за то, что он «помогал собирать для мечети вспомоществование. Об оказании. помощи мечети передали два гражданина, имея в виду этим защитить свои интересы» Исхаков обижен еще и тем, что его заявление о неосновательном лишении прав не было рассмотрено в избирательной комиссии потому, что было написано на татарском языке. Он сравнивает работников избиркома с «бывшими чиновниками» и ищет защиты, справедливости у М.И. Калинина как главы государства. К сожалению, нет возможности проследить дальнейшую судьбу крестьянина, но, судя по протоколам рассмотрения подобных обращений в местные органы власти, решение принималось, исходя из «классового принципа» - в восстановлении в правах отказывали кулакам, духовенству, членам семьей духовенства, торговцам.

Ради восстановления в правах, судя по заявлениям, подаваемым в избирательные комиссии, по письмам в адрес центрального и местного руководства люди жертвовали многовековыми моральными принципами - отказывались от членов семьи, от своего прошлого, шли на откровенное вранье, на подкуп должностных лиц, от которых зависело принятие положительного решения. Можно сделать вывод о том, что практика лишения избирательных прав размывала духовные ориентиры общества, лишала его нравственных принципов и позволяла легче им управлять.

По сути дела власть сознательно маргинализировала общество, превращая «граждан» в «население». В ходе социального эксперимента советской власти рождались советские сословия, куда людей определяли правовыми нормами. В этом плане можно согласиться с Ш. Фицпатрик, предложившей сам термин «советские сословия» [подробнее см.: Фиц-

1 НАРТ. Ф. 1150. Оп. 1. Д. 88. Л. 29-30.

патрик, 2001. С. 182,199]. Большевики продемонстрировали себя в этом скорее идеалистами, чем последовательными марксистами, стоящими на позициях исторического материализма.

В этих условиях неугодный системе человек обрекался на вымирание, молодежь лишалась как социальной, так и экономической перспективы, свободного выбора профессии, сферы приложения своих способностей. И жаловаться в государстве диктатуры пролетариата «лишенцу» было некуда. Показательным в этом плане выглядит постановление Президиума ВЦИК «О запрещении государственным учреждениям и организациям требовать от граждан представления справок о наличии избирательных прав». Датируется этот документ 30 октября 1931 года, и в преамбуле перечисляются случаи, «не предусмотренные законом», требования с граждан справок о наличии у них избирательных прав - при прописке, взятии на учет органами труда, поступлении в вузы. Казалось бы постановление направлено на восстановление социальной справедливости и должно запретить эту практику, но далее выясняется, что запрет касается только оформления официальных бумаг, так как «создает излишнюю работу для органов власти по выдаче указанных справок» и не распространяется на требование собственно сведений об избирательных правах. Отныне сам гражданин сообщал о себе необходимые данные и за ложные сведения о наличии или отсутствии избирательных прав, а также за неправомерное пользование этими правами нес уголовную ответственность [Социальный. 1996. С. 95-96].

«Лишенцы» становились изгоями общества, маргиналами, и эта маргинализация носила дисперсный характер, особенно в 1920-е годы. В условиях новой экономической политики существовала «переходная» социальная структура, в которой еще бытовали дореволюционные слои и группы населения. В целях их реструктурирования и проводилась большевиками социальная политика, одним из инструментов которой была практика отстранения от общественной жизни и ущемление в социально-экономическом плане тех категорий населения, которые определялись как политически опасные. Государство на законной основе нейтрализовало недовольство, даже возмущение значительной части «непролетарской» массы населения. Позднее, когда начнется политика массовой коллективизации и раскулачивания, явившихся первой волной массовых репрессий в нашей стране, маргинализация примет экстремальный, концентрированный характер, потребуется особый аппарат контроля и репрессий, появится огромный аппарат ГУЛАГа, спецпоселения и многое другое, что ассоциируется с советской машиной социального регулирования.

Список сокращений

НАРТ - Национальный архив Республики Татарстан.

Список источников

Декреты Советской власти. М.: Политиздат, 1959. Т. 2.

Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М.: Политиздат, 1989.

ЗемсковВ. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930-1960 гг. М.: Наука, 2003. Красильников С. А. Маргиналы в постреволюционном российском обществе в 1920-30-е годы // Вестник РГНФ. 2003. № 4.

Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах. М.: РОССПЭН, 2001.

Менталитет и аграрное развитие России. М.: РОССПЭН, 1996.

Попов В. П. Государственный террор в Советской России в 1920-40 гг. // Отечественные архивы. 1992. № 2.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства РСФСР. 1926. № 75. Отд. 1.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства Татреспублики. 1928. № 426.

Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства Татреспублики. 1929. № 25.

Социальный портрет лишенца (на материалах Урала). Екатеринбург: УрГУ, 1996. Тимофеева Л. С., Федорова Н. А. Казанский городской совет в 20-е годы ХХ века // Казанский посад в прошлом и настоящем. Казань: Мастер Лайн, 2002. Тимофеева Л. С. , Федорова Н. А. Советская избирательная система при переходе к НЭП // История государственности Республики Татарстан и современность. Казань: Мастер Лайн, 2000.

Фицпатрик Ш. «Приписывание к классу» как система социальной идентификации // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период. Самара: Самарский ун-т, 2001.

Brovkin V. Russia after Lenin: 1925-1929. London; New York: Routledge, 1998. Baron N., Gatrel P. Population Displacement, State-Building and Social Identity // Kritika. Explorations in Russian and Eurasian and Eurasian History. 2003. Vol. 4. № 1. Bloomington, Indiana. P. 51-100.

Fitzpatrick S. Everyday Stalinism. Ordinary life in extraordinary times: Soviet Russia in the 1930s. New York: Oxford University Press, 1999.

Merl S. Bauern unter Stalin. Die Formierung des sowjetischen Kolchossystems. 1930-1941. Berlin: Duncker & Humblot, 1990.

Наталия Анатольевна Фёдорова канд. ист. наук, доцент кафедры современной отечественной истории Казанского государственного университета электронная почта: [email protected]